Прямое «я тебя люблю» здесь – тот самый метамодернистский ответ Умберто Эко; но не стоит обманываться – эта новая искренность не пытается вернуть нас в до-постмодернистский психологический театр. Бесконечное повторение самой банальной – но и самой универсальной – формулы рождает метамодерную осцилляцию: тривиальное становится заклинательным, слова перерастают сами себя, из слова вырастает Слово. В пьесе Вырыпаева этот эффект усиливается и повторением на более крупном уровне: весь этот монолог с небольшими изменениями повторяют другие четыре персонажа. Шире – все драматургическое творчество Вырыпаева, организованное по этому закону, представляет собой грандиозный фрактал статичного метамодернистского аффекта.
Тот же эффект можно увидеть в тексте А. Артемова и Д. Юшкова к их спектаклю
А что главное? Что главное? Главное, чтобы весело было. И весело было, было весело.
Мы ходили по кругу, я и мои коллеги. Мы ходили по кругу, держа друг друга за руки. Я и мои коллеги, я и мои коллеги. Ведь главное что? Что главное? Главное, чтобы весело было, и весело было, было весело. Мы ходили
Ведь главное что? Что главное? Главное, чтобы весело было. И было весело, весело было.
Мы долго ходили по кругу, а потом остановились. Мы остановились. И он, уважаемый наш коллега, спросил: «Господа! Господа! Что главное? Что главное, господа? Что главное, господа? Что главное?». «Главное, чтобы весело было», – отвечали мы, и вновь шли по кругу, держась за руки. Шли по кругу я и мои коллеги. Ведь мы знали, что главное. Что главное? Главное, чтобы весело было, и весело было, было весело. Мы ходили по кругу, держа друг друга за руки, мы ходили по кругу, а он стоял внутри. Внутри круга, наш уважаемый коллега, и говорил: «Что главное? Главное что?!!». «Главное, чтобы весело было», – отвечали мы. Главное, чтобы весело было. А потом он вышел из круга. Уважаемый наш коллега вышел из круга и произнёс: «Шампанское, господа! Шампанское!»
«Веселье» у Артемова – Юшкова складывается, подобно иероглифам Введенского, из разных составляющих: это и способное к перевороту площадное веселье Бахтина, и русское «весело на душе» – то, что предшествует разлитию той силы, которая «расходилась – разгулялась», и ницшеанское веселье по ту сторону добра и зла, веселье игры с системой ценностей. Артемов и Юшков работают с предельно простыми – подобно иероглифам Введенского – словесными формулами. Но если у Введенского «звезда бессмыслицы» восходит над неожиданными сочетаниями слов, то у Артемова и Юшкова она внезапно зажигается, наоборот, над самыми простыми и ожидаемыми, банальными их сочетаниями: