Метамодерн в музыке и вокруг нее

Биокосмизм Александра Святогора в центр ставит идею всеобщего творчества: «Высшее благо мы выдвигаем, как то, что необходимо реализовать, – как максимальное творчество. ‹…› Это не восстановление утраченного, как говорит библия, но создание еще небывшего. Не восстановление, но творчество»[250]. Идеал Святогора во многом достигается в эпоху четвертой промышленной революции, в «обществе художников», где непрерывное созидание – пусть и бриколажного характера становится основным процессом.

Однако все, что в космизме было энергической силой, активно направляющей к творчеству/сотворению Музея/братства, в метамодерне превращается в ровное меланхолически-эйфорическое равнодушие. Горячность космистских призывов, инспирирующих переустройство мира, переходит в метамодерную холодность, которая осознает (после постмодернизма) невозможность какого-либо переустройства. В этом смысле метамодерн – это «охлажденный» космизм.

Уже постмодерн отказался от идеи переустройства мира; метамодерн же добавляет в этот отказ немного – пусть и охлажденного – космистского устремления вверх. В космос. Уже не реальный космос Циолковского, а воображаемый (внутренний?) космос, предстающий как новая целостность.

Русский космизм сегодня перерастает в темную, но полную мерцающих объектов, метамодерную вселенную, «где можно увидеть светящиеся плазменные шары, ‹…› Гагарина, Хокинга, ‹…› утопического Фёдорова, деструктивного Штейнера, инородного Эйнштейна, Алису Селезнёву, чьи большие, но нелепые глазные яблоки перезревают в глазницах жены Сталкера… сумеречную Хари, чьё пограничное состояние скрыто и тяжко переходит в меланхолию Кирстен Данст, чья фамилия заставляет невольно – тыц, тыц, тыц, тыц…»[251].

русская пустота

Русь! Русь! вижу тебя, из моего чудного, прекрасного далека тебя вижу: бедно, разбросанно и неприютно в тебе Открыто-пустынно и ровно все в тебе; как точки, как значки, неприметно торчат среди равнин невысокие твои города; ничто не обольстит и не очарует взора. Но какая же непостижимая, тайная сила влечет к тебе? Почему слышится и раздается немолчно в ушах твоя тоскливая, несущаяся по всей длине и ширине твоей, от моря до моря, песня? Что в ней, в этой песне? Что зовет, и рыдает, и хватает за сердце? Какие звуки болезненно лобзают, и стремятся в душу, и вьются около моего сердца? Русь! чего же ты хочешь от меня? какая непостижимая связь таится между нами? Что глядишь ты так, и зачем все, что ни есть в тебе, обратило на меня полные ожидания очи?.. И еще, полный недоумения, неподвижно стою я, а уже главу осенило грозное облако, тяжелое грядущими дождями, и онемела мысль пред твоим пространством. Что пророчит сей необьятный простор? Здесь ли, в тебе ли не родиться беспредельной мысли, когда ты сама без конца? Здесь ли не быть богатырю, когда есть место, где развернуться и пройтись ему? И грозно обьемлет меня могучее пространство, страшною силою отразясь во глубине моей; неестественной властью осветились мои очи: у! какая сверкающая, чудная, незнакомая земле даль!..

Гоголь. Мертвые души

, гл. 11.

послушай песенку

сухого колодца

виноватого уродца

про то как случилось

что бадья разбилась

верёвка порвалась

да и воды не оказалось

да и вовсе не было ни….

Егор Летов. Летели качели

, текст песни