Метамодерн

Толя закрыл глаза и начал тяжело, прерывисто, с явным трудом дышать. И так как мы прошли по сосновому бору приличное расстояние, то найти поблизости какие-либо ягоды, растения было сложно. К тому же, была поздняя осень. Я не знал, что делать и начал паниковать. Образованные дождём лужи привлекли моё внимание. Там были какие-то насекомые, они извивались в воде, перемешанной с землёй. Я, отчаявшийся настолько, что готов был на всё, предложил Толе съесть насекомых.

– Жуки-то съедобные! Они съедобные, давай. Тебе же совсем плохо! – сказал я, теряя самообладание.

– Слушай, а что если мы всё это время не туда шли? – задал вопрос Толя, проигнорировав меня.

– Ладно-ладно! – закричал я. – Я сейчас вернусь. Тут наверняка черника какая-то должна быть.

Я покинул моего друга и судорожно вглядывался в землю, идя сквозь сосны. Становилось совсем темно, а между тем до нашей местности наконец добралась зима, которая всегда приходит сюда в конце осени. Ударил мороз и дождь сменился снегом. Мне становилось страшно за друга, который в случае моих неудачных поисков не смог бы встать на ноги и замёрз бы. Я ходил меж сосен и нервно оглядывал стволы. Потом я начал бежать, чтобы управиться поскорее. Я совсем потерял себя.

– Толя, я сейчас! Я скоро! – кричал я в надежде, что он меня услышит.

Шло время. Снег покрывал тонкие ветки хвойных деревьев, примораживались лужи, мокрая почва усерднее хватала меня за сапоги. Я блуждал долго…

Ночь нависла над соснами. Холод насильно сдерживал мои движения и порыв о помощи. Я стал сильно замерзать, потерял концентрацию и начал сталкиваться со стволами деревьев.

Совершенно случайно и крайне неожиданно я вышел к Толе.

– Толя! Ты жив? – произнёс я окоченевшим, дрожащим голосом.

– Я вот, что подумал: а что, если уток и нет? – сказал еле слышно совсем плохой Толя.

– Толя, я найду тебе поесть, – говорил я и непостижимо дрожал.

Тут мне удалось создать надежду для себя и для Толи, поэтому я даже воодушевился. Я посмотрел на Толю: он потерял сознание. Наверно, он много раз терял сознание, пока я блуждал в соснах. Я попытался привести его в чувства, потолкал, покричал – он лежал, совершенно беззащитный, замерзающий.

Холод заставил меня встать и я начал двигаться, чтобы попробовать не замёрзнуть, одновременно с этим процессом я безумно искал ягоды.

Темень ночи отбросила меня от друга в неизвестность, я не мог его обнаружить больше. Холод окончательно сковал мои члены. Моя осенняя одежда не спасала от мороза. Я рухнул неподвижно на заснеженную почву. Я почувствовал, что приближается конец. Мои губы посинели, уши покраснели. Меня накрывал снег. Мой взгляд остановился на луже, в которой почему-то копошились насекомые.

Судебный процесс над человеком, потревожившим троллейбус

Здание суда жутко изнемогало под свинцовым натянутым небом. Прокурор сидел за своим столом, перебирая какие-то бумаги, адвокат неспешно и вполне уверенно оглядывался по сторонам, постепенно продвигаясь к своему столу. Двое служителей закона вели меня к трибуне. Они на время сняли с моих кистей кандалы. Какой-то мрачный мужчина в строгом костюме чёрных оттенков озарил огромное помещение эхом, произнеся следующее: «Всем встать! Суд идёт!» После чего в зал вошёл судья – мужчина неопределённой внешности в черной мантии с белым воротом. Он сел на внушающий страх судейский стул и принялся листать страницы красной папки. Ещё немного тишины, во время которой я заметил, как серое небо глядит на меня сквозь окна здания суда. Немного задумавшись, я уже был не тут, но судья оборвал меня, зачитав грубым голосом номер дела, а дальше резким тоном обвинение, предъявляемое мне. Хочу сразу отметить, что практически всё время процесса говорил я. Участие прокурора и адвоката было столь минимально, будто рассмотрение дела происходило в ненастоящем суде, но уверяю вас, тут нет никакой выдумки. Судья уже во всю горланил свой текст и когда, наконец, закончил, начал задавать вопрос за вопросом:

– Вы осознавали себя полноценной личностью во время совершения этого действия?

– Абсолютно точно, товарищ судья. Хотя я иногда замечаю свою отрешённость от реальности, свою неспособность полностью осознать действительность, но в тот момент я был, уверяю вас, полностью вменяемым и, что абсолютно логично, понимал свои действия.

Должен признаться, во время этой речи я пытался доказать свою вменяемость не судье, а себе в первую очередь. Судья внимательно выслушал меня и с очень заинтересованным видом продолжил:

– В какой именно момент вы твёрдо решили вытянуть руку? В тот момент, когда троллейбус был только замечен вами?