Метамодерн

– Так! Всё! – решительно сказала мать, вытирая рукавами мокрые глаза.

Даша мёртвым взглядом заметила бегущую к ним женщину.

– Коля, сейчас мы домой, да, сынок? Я тебе конфеток и чаю дам… – очень добро, с улыбочкой молвила мать, успокоившись.

Что-то ещё сказала, утешилась своими словами и обернулась на тревожный зов:

– Наталья Васильевна… Наталья Васильевна, – звонко голосила какая-то фигура. Все трое смотрели неизвестным страхом на неё. – Наталья Васильевна, – подбежав, снова повторила запыхавшаяся женщина. – Беда, Наталья Васильевна! Нужна ваша помощь.

– Что случилось, Марфа Егоровна? – спросила побледневшая мать.

– Быстрее… по дороге объясню.

– Даша, – изменившимся голосом сказала мать, обращаясь к дочери, – бери Колю и домой.

– А муж ваш? Он дома? – продолжала женщина.

– Он уехал…

Они убежали. А Даша взяла Колю за руку и пошла по своему перевернутому миру, даже не перевернутому, а… А Коля проливал глазами на звёздный свет грёзы, молчаливо всматриваясь в таинственную сущность ночи. Даше виделись совы, сидящие на примятой траве, рыси, сквозящие в кустарниках, другие непонятности, созданные воображением. Дети дошли, крепко спрятались за затворённой дверью. Их поджидал дружелюбный мрак.

– Даша, может свет зажжём?

– Нет.

– Почему?

Марфа Егоровна и Наталья Васильевна неслись изо всех сил, спотыкались о кочки, ножки проваливались в ямку. Тьма стояла над ними. Вдали завиделись люди, которые являли собой обрубленные… Женщины, когда подбежали к месту происшествия, ужаснулись и неосознанно пооткрывали рты, чтобы попробовать вобрать воздух.

– Ну! Давайте! – бойко крикнула какая-то баба, пришедшая с другой стороны. – Все вместе. Поднимаем!

Около десятка женщин и несколько мужчин двинулись душой к преодолению смерти. Дерево, завалившееся на маленького мальчишку (гораздо меньше Коленьки), сопротивлялось им, не давалось. Оно отказывалось лишить себя жертвы, не уступало счастью других.

Кто-то сказал: «Я ща! За топором! Ждите!» И подбегали новые люди. А грудь мальчика изнемогала под насильственной тяжестью.

– Ванечка! Ваня, ну что ж ты! – изливая глаза, кричала одна женщина. – Зачем же ты там! Выбирайся… Как тебе не стыдно! Так мать мучить! – она произносила всё это, не помня себя, как-то механически, воспроизводя вложенные в неё бесполезности.

– Прекрати! Что ты орёшь на него! – грозно ответил ей какой-то мужик.

Людей становилось больше, а Ваня пропадал под деревом.

– И-и… взяли! – хором сработал народ, отцепив на мгновение злые ветви от мальчика.

– Ещё! И-и… Давайте же… Взяли! – громче прокричали люди.

Дерево покорилось. Но не надолго. Толпа держала его, а Марфа Егоровна и Наталья Васильевна извлекали Ваню: первая готовилась схватить мальчика за руку, а вторая сердобольно ползла под дерево. Опрокинувшись в углубление, где находился пострадавший, она вытолкнула Ваню прямо к Марфе Егоровне, и хотела уже выбираться. Ствол обломился, или руки обломились от непосильной тяжести, или ещё что… Громыхнуло дерево в ту же впадину, да так зловеще, яростно, с безумной усладой, как и подумать никто не мог. Все, включая истощённого Ваню, безрассудно побежали, гонимые животным ужасом, искажающей паникой, отстав от себя.

– Ты, Коленька, спи. Мама скоро вернётся, – успокаивала Даша.

– А куда она пошла? – широко раскрыв наивные глазки, спросил Коля.

– Не знаю.

– А папа где?

– Я не знаю, – с охватывающей безнадёгой произнесла сестра. – Ты только спи пожалуйста, хорошо? А я к себе в комнату.

– Ладно, – покорно ответил мальчик и подтянул белоснежное одеяло до носа; глаза остались такими же широко открытыми и тревожно вопрошающими.

Даша вошла к себе, прыгнула в объятия постели, провалилась в ней, отбросившись подальше от себя. Продолжила слушать альбом и вглядываться в сияющие звёзды. Она устала от ежедневных обязательств перед родителями и от возни с младшим братом, ведь в пятнадцать уже хочется открывать взрослый мир, поэтому с удовольствием убегала от действительности в свободную минутку. Там было тепло, прохладно, солнышко светило мягким фонариком, душа распадалась по вселенной, мир перекраивался в ласковое отсутствие всего. Можно было и побежать по полю, и полетать сквозь облака, и поделать невероятное. Выдернуть Дашу оттуда не представлялось возможным без насильственного вмешательства.

Пришёл отец. Его отторгающее тело, пропитанное похотью пьяного, запредельно волокло ноги и являло собой что-то не то, что-то изменившееся. Ужасные волосы обратились в неведомую муть, пальцы застыли в неестественной позе, приоткрытый, с ухмылкой, рот представился невыдуманным адом, одежда приклеилась и никогда не отстала бы уже, а глаза… Глаза! Что с ними? Почему они несуществующие? Глаза! Он вошёл в комнату сына.

– Папа? – добродушно детским голоском произнёс Коля.

Отец молчал.

– Папа, а где ты был? А где мама? – спросил мальчик своим маленьким существом, упорно чувствуя близость, питая беспросветную любовь.

Но отец непоколебимо молчал. Приблизился к Коленьке, сел возле его ног на кроватку, погладил по нежным волосикам.

– Папа, а зачем тебе эта кукла и жёлтые мячики?