Метаморфоза мифа

– Хирургом в поликлинике.

– Макар! Ты партизан? Почему из тебя всю информацию клещами приходится тащить? В какой поликлинике?

– Это ведомственная поликлиника. В ней таможенники обслуживаются.

– Вот!

– Что «вот»?

– С этого надо было начинать.

– Что «начинать»?

– Рябов, не заводи меня. Я сегодня злой! Похороны когда?

– Похороны? Похороны завтра.

– Срочно отправляй его на вскрытие. И пусть кровь по полной программе исследуют.

– Думаешь, он не случайно помер?

– Думать не вредно. Но лучше знать наверняка! А ты пока развороши поликлинику. Только аккуратно, не привлекая особого внимания. Мол, положено так.

– Чего спрашивать?

– Узнай, с кем он контактировал из таможенников в последние три дня, неделю, месяц. Список составь соответствующий. А я посмотрю, подумаю, – и, взглянув на следователя, добавил: – вместе подумаем.

Глава «Н»

Несомненно, в государстве, как в огороде. Если нет порядка – не будет ни красоты, ни урожая. Трава! Откуда ты берёшься? За культурными растениями ухаживаешь, как за грудным ребёнком. Вынашиваешь, практически на руках. Кормишь, поишь, рыхлишь. И часто – всё напрасно. А сорняки растут сами собой. Хоть бы хны им, и на отсутствие ухода наплевать! Настя пропалывала клумбу. Закончив, зашла домой вымыть руки. Ополоснув колодезной водой лицо, она помотала тяжёлой гривой тёмно-русых волос и закинула их назад, закрепив заколкой. Взглянула на себя в зеркало. Вроде бы пока ничего. Даже очень ничего. Есть, конечно, признаки усталости под глазами и немного обветрила кожа. Надо сделать маску. Взяв из холодильника миску собранной утром клубники, Анастасия раздавила несколько ягод в деревянной чашке и смешала полученную массу со сметаной и оливковым маслом. Так, где моя кисточка для нанесения маски? Она всегда лежала рядом с чашей и деревянной ложечкой. Утром точно всё было в полном комплекте. Ну, я не знаю – опять Тёмка забрал!

– Сына, ты зачем взял мою кисточку? Сейчас же верни!

А в ответ тишина. Что же за пацан такой?

– Тёма, надо клубнику доесть.

В ответ сразу же раздался голос сына:

– Иду, мама.

По лестнице, ведущей на второй этаж, пулемётной очередью затопали ноги любителя сладенького. Руки и лицо его были вымазаны красками.

– Я здесь.

Настя приобняла сына, прижав его к своему бедру.

– Хорошо, что ты «здесь». Мне не хочется опять читать тебе нотацию. Догадываешься о чём я?

Артём между тем успел набить полный рот ягоды, поэтому ответил матери не совсем внятно, но уверенно:

– Конечно, я же сын Шерлока Холмса. Надо руки помыть.

– И руки тоже. Но по лестнице бегать нельзя. Я сто раз уже об этом говорила. Это опасно.

– Хорошо, мама, понял!

Сын схватил вазу с ягодами и, быстро перебирая ногами, затопал по ступенькам лестницы.

– Тёма!

– Что?

– Не торопись.

Сын остановился.

– Я и так еле иду. Практически крадусь.

– А руки?

– Они чистые.

Он уже собрался продолжить путь.

– Тёма, зачем ты взял мою кисточку?

– Я не брал.

– Врать не хорошо.

– Она мне нужна.

– Опять рисуешь?

– Нельзя что ли?

– Ладно, иди уже, Айвазовский.

– Я не Айвазовский, я Князев, – прокричал на бегу сынуля и исчез в своей комнате.

Бог с ним, пусть рисует. Я и пальцем маску нанесу. Сразу им и кожу помассирую. Ну, надо же, в кого он такой? Я девчонкой особо не увлекалась рисованием. Но у Артёма картины рождаются каким-то невероятным образом. Сами собой – из ниоткуда. Иногда даже хочется плакать, рассматривая его рисунки. Такие они самобытные и пронзительные в отражении того, что мы видим, но не замечаем вовсе. Может быть, это даровано свыше? Надо посмотреть, что он там сегодня ваяет.

Артём сидел на табурете, ел ягоду и смотрел на мольберт. Услышав шаги матери, он резко повернулся.

– Ну-у-у! Мам, художник должен сам решать, когда ему представлять своё творение на всеобщее обозрение.

– Ты говоришь, как работник Министерства культуры.

Сын вскочил и попытался загородить своим щуплым телом своё «творение».

– Не покажешь – я кисточку заберу.

– А покажу – ты будешь смеяться.

– Тём, разве я когда-нибудь смеялась?

– Ты, нет. Но мне самому стыдно.

– Заберу кисточку.

– Шантажистка. Смотри, если хочешь, – он отошёл в сторону. – Это только эскиз.

– Твои эскизы как раз очень хвалил Николай Григорьевич. А он, в отличие от нас, понимает в живописи.

– Это другое. Я картину хотел создать, а не эскиз.

Настя с интересом стала рассматривать полотно. На первый взгляд казалось, что оно просто обляпано мазками краски. Но Анастасия уже знала манеру сына. Присмотревшись, она стала различать объекты: какие-то страшные, подёрнутые дымкой драконьи головы, подобные тем, что мы часто различаем в облаках, пытались укусить человека, стоявшего в центре полотна с мечом в руке. Всё было исполнено тусклыми бесцветными красками. Только слюна драконов была окрашена в ярко-красный, практически фосфоресцирующий цвет. Впрочем, как и их глаза.

– Ты стал писать ужасы? Насмотрелся кошмариков?

– Нет, это миф.

– Миф? Что это за миф такой?

– Стыдно в таком возрасте не знать греческие мифы. Разве ты не видишь, что это головы стоглавой Гидры?

– Нет. Тут только: раз, два, три, четыре, пять, – пятиглавый Змей Горыныч.