Метаморфозы

100 Сразу, волосы вверх от холодного ужаса встали.

        Вот соскользнула, к нему попечительна, с высей воздушных

        Дева Паллада; велит положить в разрыхленную землю

        Зубы змеиные — сев грядущих людских поколений.

        Он же борозды вскрыл, послушный, на плуг налегая,

105 Всыпал, как велено, в них человечьи зародыши — зубы.

        Вскоре, — поверить нельзя! — вдруг стали двигаться комья,

        Из борозды острие копья показалось сначала,

        Вскоре прикрытья голов, колебля раскрашенный конус,

        Плечи и груди потом, оружье несущие руки

110 Вдруг возникают, — растет мужей щитоносное племя!

        В праздник, в театре, когда опускается занавес,[132] так же

        Изображенья встают; сначала покажутся лица,

        А постепенно и стан; вот явлены плавным движеньем,

        Видны уже целиком и ногами на край наступают.

115 Новым врагом устрашен, уж Кадм за оружье схватился.

        «Нет, не берись, — из толпы, едва сотворенной землею,

        Вдруг восклицает один, — не мешайся в гражданские войны!»

        И одного из своих же братьев, землею рожденных,

        Ранит вплотную мечом, сам издали дротом повержен.

120 Тот, кто его умертвил, однако же, дольше немногим

        Прожил, — выдохнул вмиг полученный только что воздух;

        Взяв с них пример, толпа вся буйствует, и погибают —

        Чтобы друг друга разить — на мгновенье рожденные братья!

        Так молодежь, которой судьба век краткий судила,

125 В окровавленную мать ударялась трепещущей грудью,

        Пять лишь осталось в живых. Из этих один был Эхион.

        Бросил оружие он по внушенью Тритонии наземь,

        Мира у братьев своих попросил и мир даровал им.

        В деле помощников пять имел сидонский пришелец,

130 Город когда возводил по приказу вещавшего Феба.

        Фивы стояли уже. Ты, Кадм, счастливым казаться

        Мог бы в изгнанье. Тебе Марс тестем, а тещей Венера[133]

        Стали. Прибавьте еще от подобной супруги потомство.

        Столько сынов, дочерей и внуков, — сокровищ бесценных,

135 Юношей, взрослых уже! Но дня последнего должно

        Ждать человеку всегда, и не может быть назван счастливым

        Раньше кончины никто, до обрядов по нем погребальных.

        Первым внук тебе, Кадм, средь столь великого счастья,

        Горя причиною стал, — рога на лбу появились

140 Чуждые, также и вы, псы, сытые кровью хозяйской!

        Полюбопытствовав, в том ты судьбы лишь вину обнаружишь,

        Не преступленье его; ибо в чем преступленье ошибки?

        Было же то на горе, зверей оскверненной убийством.

        Полдень как раз наступил, сокращающий тени предметов;

145 Солнце стояло равно от обоих далеко пределов;

        И гиантийский юнец без дороги бродящих по логам

        Голосом ласковым звал соучастников псовой охоты.

        «Влажны тенета, друзья, и железо от крови звериной!

        День благодатный судьбой нам дарован. Лишь только Аврора

150 Новый рассвет приведет, в колеснице взмывая багряной,

        Сызнова дело начнем. Теперь в расстоянии равном

        Феб от обеих земель, и от зноя растрескалось поле.

        Так завершайте труды, унесите плетеные сети!»

        Те исполняют приказ и работу свою прерывают.

155 Был там дол, что сосной и острым порос кипарисом,

        Звался Гаргафией он, — подпоясанной роща Дианы;

        В самой его глубине скрывалась лесная пещера, —

        Не достиженье искусств, но в ней подражала искусству

        Дивно природа сама. Из турфов легких и пемзы,

160 Там находимой, она возвела этот свод первозданный,

        Справа рокочет ручей, неглубокий, с прозрачной водою,

        Свежей травой окаймлен по просторным краям водоема.

        Там-то богиня лесов, утомясь от охоты, обычно

        Девичье тело свое обливала текучею влагой.

165 Только в пещеру пришла, одной отдала она нимфе —

        Оруженосице — дрот и колчан с ненатянутым луком;

        Руки другая из них подставила снятой одежде,

        Две разували ее; а, всех искусней, Крокала,

        Дочь Исмена-реки, ей волосы, павшие вольно,

170 Вновь собирала узлом, — хоть сама волоса распустила.

        Черпают воду меж тем Нефела, Гиала, Ранида,

        Псека, Фиала и льют в большие и емкие урны.

        Стала себя обливать привычной Титания[134] влагой,

        Кадма же внук между тем, труды вполовину покончив,

175 Шагом бесцельным бредя по ему незнакомой дубраве,

        В кущу богини пришел: так судьбы его направляли.

        Только вошел он под свод орошенной ручьями пещеры,

        Нимфы, лишь их увидал мужчина, — как были нагими, —

        Бить себя начали в грудь и своим неожиданным воплем

180 Рощу наполнили всю и, кругом столпившись, Диану

        Телом прикрыли своим. Однако же ростом богиня

        Выше сопутниц была и меж них главой выступала, —

        Отсвет бывает какой у облака, если, ударив,

        Солнце окрасит его, какой у Авроры румянец, —

185 Цвет лица у застигнутой был без одежды Дианы.

        Но хоть и тесно кругом ее нимф толпа обступала,

        Боком, однако ж, она обратилась, назад отвернула

        Лик; хотела сперва схватить свои быстрые стрелы,

        Но почерпнула воды, что была под рукой, и мужское

190 Ею лицо обдала и, кропя ему влагой возмездья

        Кудри, добавила так, предрекая грядущее горе:

        «Ныне рассказывай, как ты меня без покрова увидел,

        Ежели сможешь о том рассказать!» Ему окропила

        Лоб и рога придала живущего долго оленя;[135]

195 Шею вширь раздала, ушей заострила верхушки,

        Кисти в копыта ему превратила, а руки — в оленьи

        Длинные ноги, всего же покрыла пятнистою шерстью,

        В нем возбудила и страх. Убегает герой Автоноин[136]