«Метаморфозы» и другие сочинения

— Девушка милая, я деревенский житель, пасу стада, но благодаря глубокой старости научен долгим опытом. Так вот, как правильно я сужу, что именно умные люди и называют даром провиденья, то по такой неровной, часто колеблющейся походке, по крайней бледности, разлитой во всем теле, по вздохам частым, а главное, по заплаканным глазам твоим вижу, что от любви чрезмерной ты страдаешь. Послушай же моего совета и не старайся вперед погубить себя, снова бросившись в воду или каким-либо другим способом насильственной смерти. Отложи грусть и брось печаль, а лучше обратись с мольбами к Купидону, величайшему из богов, а так как он юноша избалованный и капризный, то постарайся ласковыми речами и предупредительностью расположить его в свою пользу.

26. Ничего не ответив на слова пастушеского бога, только поклонившись спасительному божеству, Психея тронулась в путь. Когда она усталой походкой прошла довольно далеко, уже к вечеру, не знаю какой тропинкой, достигла она некоего города, где правил, как царь, муж одной из ее сестер. Узнав об этом, Психея пожелала дать знать сестре о своем присутствии; как только ввели ее, после обычных объятий и приветствий, на вопрос о причине ее прибытия, она начала таким образом:

— Ты помнишь ваш совет, а именно как вы меня уговаривали, чтобы я чудовище, которое под обманным названием мужа проводило со мною ночи, раньше чем оно пожрет меня, бедную, своей прожорливой глоткой, поразила обоюдоострым кинжалом? Но как только, согласно уговору, при свете лампы преступной взглянула я на его лицо, вижу дивное и совершенно божественное зрелище, самого сына пресловутого богини Венеры, самого, повторяю, Купидона, сладким сном объятого. И пока, приведенная в восторг видом такой красоты, смущенная таким богатством наслаждений, я страдала от невозможности вкусить его, как раз в это время по несчастной случайности пылающая лампа брызнула маслом ему на плечо. Проснувшись тотчас же от этой боли, как только увидел меня с лампой и оружием в руках, говорит: — С тобою тотчас же за это столь жестокое твое преступление ложе делить прекращаю, можешь забирать свои пожитки,[233] я же на сестре твоей, — тут он назвал твое имя, — вторым браком женюсь. — И сейчас же приказал Зефиру, чтобы он выдул меня из его дома.

27. Не поспела еще Психея кончить своей речи, как та, воспламенившись порывом безумного вожделения и губительной зависти, обманув мужа хитро придуманной ложью о том, будто получила какое-то известие о смерти родителей, сейчас же взошла на корабль, прямо направилась к известному обрыву, и хотя дул совсем другой ветер, но она, ослепленная надеждой, крикнув: — Принимай меня, Купидон, достойную тебя супругу, а ты, Зефир, поддержи свою госпожу, — со всего маху бросилась в бездну. Но до места назначения даже в виде трупа она не достигла, потому что, ударившись о скалы и перекатываясь с камня на камень, тело ее раздробилось, и, застряв по разным местам, как она заслужила этого, внутренности ее доставили легкую добычу для птиц и диких зверей. Так она погибла. Не замедлила и следующая мстительная кара. Психея в своем скитании дошла до другого города, где в таком же положении пребывала вторая сестра. И эта также поддалась на приманку родства и поспешила к утесу на преступный брак в качестве соперницы Психеи, но равным образом упала, найдя себе гибель и смерть.

28. Меж тем, пока Психея, занятая поисками Купидона, обходит страны, он сам, не оправившись еще от ожога, лежал и стонал в самой спальне у своей матери. Тут чайка, птица пребелая, что по волнам морским на крыльях плавает, нырнула поспешно в глубь океана глубокого. Там, сейчас же представ перед Венерой, что купалась и плескалась, докладывает ей, что сын ее обжегся, стонет от сильной боли, лежит, — неизвестно, поправится ли, а что по всем странам и народам говор и ропот идет и Венеру со всей ее родней поминают не добром; сынок, мол, негоже в любви прохлаждается, а сама она все в океане купается, от дел своих отстала, а через то ни страсти нет никакой, ни приятности, ни благолепия, а все стало неблаговидно, гру6о и дико; ни браков супружеских, ни союзов дружеских, ни от детей почтения, но всеобщее позорище и от несообразных соединений горечь и отвращение. Так эта болтливая и нескромная птица верещала в Венерины уши, выдавая секрет ее сына. А Венера, придя в сильный гнев, вдруг восклицает: — Стало быть, у доброго сынка моего подруга завелась какая-то! Ну, ты, которая одна и служишь мне от души, скажи, как зовут ту, которая невинного еще и чистого мальчика соблазнила? Может быть, это кто-нибудь из породы нимф, или из числа Ор,[234] или из хоровода Муз, или из Граций, моих прислужниц.

Не смолчала говорливая птица и отвечает: — Не знаю, госпожа; думается, что одной девушкой — если память мне не изменяет, Психеей она называется, — крайне он заинтересован.