Метаморфозы музыкального инструментария:неофилософия народно-инструментального искусства XXI века

Сегодня степень распространенности музыкального орудия вообще невозможно определить путем простого подсчета количества инструментов, находящихся у населения, так как музыкальный инструмент принадлежит не только тому, кто на нем играет, но и тому, кто его воспринимает, оценивает, эмоционально переживает звучащую на нем музыку. Инструмент фиксируется в человеческом представлении, в общественном сознании запечатлеваются его основные звуковые, внешние, жанровые характеристики, а также вторичные признаки (информация о его истории, происхождении и т. п.), и после этого он уже становится общественным достоянием и живет не только в бытии, но и в сознании народа. Повсеместное применение в современном обществе звукозаписывающей и звукотранслирующей техники создает неограниченные возможности для распространения любой музыкальной информации, а потому степень влияния (читай - распространения) на музыкальное сознание масс становится практически неконтролируемой.

Ошибочное суждение о распространенности, как о признаке народности, приводит порой к курьезам. Так, профессор С. Бендицкий, в свое время известный не только как прекрасный пианист, но и как остроумный человек, в одной из статей в журнале “Советская музыка”, в шутку и всерьез утверждал, что в результате демократизации исполнительского искусства “наш благородный инструмент - рояль - становится поистине народным инструментом”. В этом же смысле М. Имханицкий с легкой иронией рассуждает о том, что если мы будем под “народным” рассматривать инструмент широко распространенный, "то к данной категории следует отнести и фортепиано, и электрогитару, а самой народной певицей станет А.Пугачева".[112]

Большинство исследователей XX века, так или иначе озабоченных противоречиями теории и практики исполнительства на русских народных инструментах и работающих над выработкой концепции народности музыкального инструментария, заблуждаются в одном и том же: они пытаются выстроить новую теорию на старых представлениях, решить проблему в рамках сложившихся ранее понятий, переделывая, подгоняя новое по качеству явление под привычные постулаты отживших теорий. Тогда как сложившуюся данность необходимо не “укладывать в прокрустово ложе”, а переосмысливать заново. Они же держатся, как за спасительную соломинку, за последний, с их точки зрения, оставшийся объединяющим народный инструментарий признак - традиционную распространенность в народной среде, между тем как этот “признак”[113] является только верхушкой айсберга, и за ним скрыто основание - главное в определении понятия “народные инструменты”.

Народные инструменты распространены в обществе потому, Что востребованы им, как социально значимые. Традиционность бытования в широкой народной среде не сама по себе является признаком народности, а выступает лишь внешним проявлением, убедительным доказательством социальной значимости инструмента. Отсюда распространенность инструмента может служить показателем народности лишь потому, что отражает его высокий социальный статус. Народные инструменты распространены в “народной среде” именно потому, что социально значимы.

Далее рассмотрим дефиниции “народная среда”, “народ” и производные от них термины, которыми постоянно пользуются исследователи народного инструментария, содержание и границы которых имеют важное значение в выявлении сущности исследуемого нами феномена. Эти понятия в известных нам исследованиях, как правило, не уточняются. Под ними можно понимать как отдельную нацию, население страны или конкретного региона, так и определенные социальные группы (городские или сельские жители и т. п.) и даже различные общности людей по профессиональной принадлежности. Неопределенность понятия приводит к тому, что эта аморфная масса людей - народ без лица и без границ - в научных теориях постоянно меняет свой социальный облик и социальное содержание в зависимости от интересов исследования, что абсолютно недопустимо с научной точки зрения.

Исключение составляет работа О. Эльшека, в которой автор определяет носителями инструментальной народной музыки низшие слои и классы сельской общины.[114] Подобной точки зрения придерживаются и некоторые другие исследователи. Но если мы включим в понятие “народная среда” лишь сельскую общину, сохраняющую традиционную культуру прошлых веков, то должны, во-первых, лишить статуса представителей народа большую часть людей, проживающих в нашей стране; во-вторых, признать, что любительское (бытовое и самодеятельное) творчество горожан не есть народное искусство, но поскольку оно реально существует, относйть его к самостоятельному явлению в художественной деятельности масс, не связанному с традициями народа, и тем самым, в-третьих, констатировать статичность существования и даже отмирание народного искусства вместе с перерождением (изменением социальных условий труда и быта) самой сельской общины.