Метаморфозы. Путешествие хирурга по самым прекрасным и ужасным изменениям человеческого тела

Через пару лет я снова увидел имя Бет в списке своих пациентов и пошел пригласить ее из зала ожидания.

– Давно не виделись, – сказала она. Бет быстро поднялась со стула и спешно последовала за мной в мой кабинет.

– Как у вас дела? – спросил я.

Она была элегантно одета, но макияжа на лице было мало. Ее глаза были радостными и спокойными. Она казалась моложе своих лет как внутренне, так и внешне.

– Хорошо, даже замечательно, – сказала она, присаживаясь.

– Во время нашей последней встречи вы говорили, что уходите от мужа…

– Я так и сделала! – сказала она весело. – А потом отправилась путешествовать. С того времени я успела дважды объехать весь мир.

Татуировки: искусство перевоплощения

Ну и что с того, в конце концов подумал я. Ведь это всего лишь его внешний облик, можно под всякой кожей быть честным человеком.

Герман Мелвилл. Моби Дик, или Белый кит[17]

Барьер, отделяющий нас от внешнего мира, тонок: когда я вижу мозоль или царапину, часто удивляюсь, насколько уязвима наша кожа. Самая маленькая царапина способна оставить шрам; в результате обыкновеннейшей ссадины можно загнать грязь под кожу, и на этом месте навсегда останется пятно.

Несколько лет назад мне довелось работать в медицинском научно-исследовательском центре в Восточной Африке. Там я находился на попечении у одного из местных врачей по имени Фэйс. Она получила образование в Найроби и была ответственной и невозмутимой; ее заплетенные в косички волосы всегда были убраны в высокий пучок. Во время обходов она говорила, как ей горько от того, что из-за коррупции большая часть финансирования так и не доходит до больницы. Среди сотен пациентов, у коек которых мы останавливались, был восьмилетний истощенный мальчик, лежавший лицом вниз на грязном матрасе. Он был болен церебральным параличом и попал в пожар; до поступления в больницу его бинтовали дома грязными тряпками. Ожоги покрывали его спину, как и пролежни, часть из которых были инфицированы. В ожогах застряли частицы угля, которые теперь было практически невозможно извлечь. Если бы мальчик выжил, угольные пятна остались бы с ним навсегда. «Ему становится немного лучше, – сказала Фэйс, стараясь звучать невозмутимо. – Когда его привезли, я чуть не заплакала, в таком ужасном он был состоянии. Но затем я вспомнила, что мне все равно. Иначе не получается».

Должно быть, первые татуировки были именно такими, то есть случайными: зола или грязь попадали в тело после падений или ран, оставленных камнями для высекания искр.

Я снял бунгало в пустом туристическом комплексе рядом с больницей, однако через какое-то время приехал бывший муж управляющей, который уволил персонал, перекрыл воду и запер главные ворота. Пару дней мне приходилось стирать белье и мыть посуду в пруду, пока я не нашел комнату в другом месте, где обитали некоторые из моих коллег. Теперь я жил дальше от больницы, но совсем рядом с пляжем. Это был круглый дом, окруженный кустарником; там было много воздуха, потому что вместо стен у него были железные прутья. Помимо нас, там постоянно проживали гигантские многоножки, жуки-бомбардиры и толстые гекконы. В унитазе жило множество крошечных лягушек, которые научились плавать достаточно быстро, чтобы их не смывало.

По ночам я слышал шум вечеринок, раздававшийся из соседнего дома. В то время там жили воины самбуру, приехавшие из высокогорий Кении. Недавно они стали героями документального фильма и прибыли на побережье, чтобы отпраздновать это вместе с режиссером. Однажды вечером я разговорился с одним из соседей: ему не нравилось на берегу Индийского океана – слишком жарко, слишком много людей, и местные едят слишком много рыбы. Ни один уважающий себя самбуру не станет есть такую пищу. По его словам, у них на родине все иначе: прохладно и просторно, а охотники могут есть красное мясо круглый год.

На бедрах у него было множество шрамов: выпуклых блестящих волдырей, будто бы кожу приподняли крюками, а затем оставили заживать. Я спросил, откуда они у него.

– Это делается горящими палками, – ответил он. – Мы делаем это, когда становимся моранами, то есть воинами.

Он погладил свои шрамы, вспоминая о том, что произошло.

– В течение четырех дней после этого было очень тяжело ходить, – добавил он.

Закрученный узор шрамов напоминал отпечатки пальцев, но только большего размера. Шрамы на его торсе составляли четкие геометрические формы, как гексаграммы из «Книги перемен», но на теле. По словам моего соседа, всех молодых людей «украшали» таким образом, прежде чем они должны были отправиться воевать с соседними племенами, вроде народа туркана.

– Ты когда-нибудь сражался с ними?

Он отрицательно покачал головой:

– Они рядом с Сомали. У них «АК-47».