Метанойя

Вдруг с тоской нахлынули воспоминания о беззаботном детстве и веселой юности в теплом и солнечном советском Ташкенте. Как эти люди могли предать Союз! Ведь все было так хорошо. Понимая умом, что он идеализирует развалившийся СССР, чувствами Игорь Артемьевич не мог простить этой катастрофы. Его родной и любимый Ташкент теперь заграница! С ума можно сойти от такой метаморфозы. Ташкент, в котором он вырос, который привык считать частью огромной страны, где он впервые поцеловал девочку, ставшую впоследствии его женой. Это же в голове не укладывается! Кто эти люди, вставшие во главе нового государства? Шпионы, агенты врага? А кто еще мог так поступить? Ведь явно было, что разваливали намеренно, готовили заранее. Все эти переброски лучших воинских частей, лучшей техники, самых значимых заводов и предприятий из других республик в РСФСР, ведь это была явная подготовка к ликвидации СССР!

В Ташкенте остались могилы его родителей, то есть они теперь за границей, в другой стране! А может, плюнуть на все, уволиться и махнуть на родину, в Узбекистан? Наверняка, специалиста его уровня с руками оторвет их новообразованное Министерство Обороны. Да и Лида, его жена, очень скучает по солнцу и теплу родного Ташкента.

Но теперь он не имеет на это права, поскольку он взял на себя ответственность за людей, возглавив Сопротивление. Он не может дезертировать, он не может их предать. Если им предстоит погибнуть, он должен погибнуть вместе с ними. И никак иначе. А живым он не сдастся, это он уже решил для себя. При этом, будучи человеком острого ума, он понимал, что само по себе такое решение свидетельствует о том, что в глубине души он не верит в успех борьбы.

Слишком пассивен, слишком инертен народ. Пусть многие жалеют о развале СССР, но большинство этому только радо. Они верят в капиталистический рай, который им обещают. Глупцы. Рай при капитализме возможен только для богатых. А обычным людям при любом строе надо всю жизнь пахать, чтобы поддерживать хотя бы минимальный уровень жизни для себя и своих детей. И даже если их уровень будет неплохим с точки зрения нищих, он все равно будет несравним с уровнем богатых.

Но с Лавровым пока повременим. Полковник приказал всем лечь на дно и затаиться.

* * *

Наталья Васильевна Норикова собрала все сведения о подполковниках и полковниках армии и спецслужб, хоть когда-то имевших отношение к диверсионной работе и родившихся в республиках, ставших сейчас самостоятельными государствами. Таких людей было всего четверо. Трое из ГРУ и один из ФСБ. Двух ГРУ-шников и одного ФСБ-шника она поручила проверить капитану Уткину. А вот четвертого решила проверить сама. Дело в том, что она его знала лично. Давно это было, она тогда еще студенткой была, а он — бравым старшим лейтенантом десантником, еще холостым и очень серьезно за ней ухаживающим. Правда, дальше поцелуев и обнимашек дело не пошло, но расстались они вполне мирно. Его тогда в Германию направили служить, в ГСВГ. А она осталась учиться дальше. Первое время переписывались и даже иногда перезванивались. А потом как-то все затихло. Слышала она, что окрутила его какая-то землячка, тоже из Ташкента, как и он. И звали того гвардейца-десантника Игорь, Игорь Шатунов. Ах, как красиво он умел ухаживать!

Наташа улыбнулась своим воспоминаниям и тихо вздохнула, рассматривая портрет полковника ГРУ с проседью в волосах и очень серьезным взглядом. Постарел, заматерел тот романтический мальчик — старлей. Интересно, он еще пишет стихи? Неплохо, кстати, у него получалось. Строки всплыли у нее в голове, она даже не думала, что еще помнит их:

Если бы знал я, как трудно уснуть без тебя
Ночи длинны и пусты как забытый перрон
Зимний перрон на закате усталого дня
Где-то вдали простучавший последний вагон

Если бы знал я как трудно без холода рук
Мягких ладошек сжигающий пламени лед
Стрелки часов совершают торжественный круг
Не торопя и не медля размеренный ход

Будет ли утро, не знает никто в этот час
Но каждый верит, что солнце, конечно, взойдет
Солнце любви в отражении любящих глаз
С мягкой подушки напротив — ресницами влёт.