Читаем Метастансы (сторона А) полностью

На горьких и гордых, на горших, горбатых —

Я мат начерчу только черным аббатом.

Не сверзить меня козырьми и ферзями.

Не смерзить. Но верьте: дерзить так нельзя мне.

И, как Иафет, бивший Хама при Симе

(Хоть это насилье и невыносимо).

Сдавайте на кон и коня с потрохами.

Рыгайте, рыдайте моими стихами.


Но если не будет вина в калебасе,

То я неопасен, когда не колбасит.

Тогда и пристрочат к погосту просрочку.

Но даже тогда я не сдам вам ни строчки.

Пёсья песенка

Оскудели пальцы зим — я был нем.

Нашаманил Лао-Цзы дьявола.

Бред заплёванных рябин — яблони.

Твои губки от любви — дряблые.


Отчего твои глаза склёваны,

И с пелёнок твои сны клёнами?

Ходят пасынки весны квёлыми,

Над погостом вертят зад клоуны.


Мы ведь знали правила про «ча/ща»

И дефис оставила трын-трава

Ты хоть через раз давай, причащай

Только не опаздывай на трамвай.


Много смерти утекло с осени.

Конский череп под седло — к песьему.

У сортира снег — янтарь с проседью.

Вновь похмелье на алтарь носим мы.


Мытарей свела судьба — в приставы,

Половые стали баристами.

Ты ладошкой не маши — с пристани,

Посмотри на дуру-жизнь пристальней.


Кто-то сверху вопрошал: «Я — ловец?»,

И с сетями антраша под Бизе

Богу не запомнить свод тех словец

Что-то типа: «экс, вай… йот вместо зет».


Посмотри на дуру-жизнь через боль,

Правду матку не души — ересь пой

Встретишь веру — не зови. Вбей весь болт.

Просто дырка от любви — не с резьбой.


Пусть меня умчит в зарю грубый конь

Я на время притворюсь трупиком

Спрячу ключ от головы — и в игру бегом

И пускай берут живые Рубикон.


Ты давай, трамвай, лети прямиком

От меня не свалите — в вене ком.

Я и сам бы вас хотел пряником,

А придётся в темноте — веником.


Оскудели пальцы зим…

***

Два очка вперёд или — без ладьи,

Или два снежка в окна с праздником…

Нужен будет бог — ты вперёд иди:

Нас давно с тобой угораздило.


Нам давно с тобой — мимо лузы шар,

Нас давно без карт — канделябрами.

С послезавтра я разрешён дышать

Да и ты начни свои жабры мыть.


Да и ты начни свои губы дуть.

Может, спеть на кон.

Может, выморщим.

Две души б/у. Добрый трубадур

Закарманит смех в злые швы морщин.


Нам с тобой домой не прописано.

Заалела грудь — три салфетками.

Не дано наверх — не облизан нос,

А внизу швейцар много лет хамит.


Но тебе мой бред не по жизни прост —

Отдуплюсь в слова и утихну враз.

У моих страниц начался некроз,

У твоих кистей начался маразм.


Поле-полюшко, печки-лавочки,

Короли валетом на поводе.

Кожуру свою лучше на ночь скинь,

Чтобы я тебя в ничего одел.


Чтоб укутал стыд дымным саваном,

Чтоб царапал глаз уголок пера.

Предпоследний я, ты — не самая.

Только вместе мы — чистым покером.


Только вместе мы — в лёд с Титаника,

Две руки замком — черт не дал аванс.

Только снова нам доброта — никак.

И опять для нас жизнь — кидалово.


Ты меня, мой грех, не сейчас томи.

Рассекло нас врозь — пей цикуту, пей!


Мне бы лучше вон ту, сисястую,

Она выглядит потупей.

Предпоследнее танго

Сандре Калининой

Мне, конечно, не смочь рассказать

голубую сирень в цвете фар.

И с утра недобритый асфальт,

передавленный спелой малиной.

Не кричите, что осень хрипит — это просто у неба инфаркт.

И пускай это солнце кровит,

скоро дождь эту муть распавлинит.


Мне, конечно, уже не пропеть

бледный вой паутиновых струн.

И шуршание высохших звёзд,

продырявленных веткой рябины.

Просто вылижут псы городов эту степь, как родную сестру.

И поддатые голуби рек повернут на родную чужбину.


Мне, конечно, никак станцевать

снов заката сосновый загар,

Косолапый в потёках туман, пересыпанный запахом ночи.

Но простуженный клён не простит этим улицам их берега.

Да и мрачных черёмух тоска тоже вряд ли когда-то захочет.


Просто мне не посметь рисовать

измождённый фиалкой закат.

И завёрнутый в слезы полей

хвойный след на витрине просёлка.

Только если о смерти молчать,

то есть шанс все забыть на века.

Ну а если кричать о любви,

то уж точно — не помнить надолго.

Стременная

…И приговор: на корм чертям…

Я слишком врос в очки.

И в рожу — гнилостный смертяк,

И в спину — розочки.


Надели робу и колпак —

Корону сплавили.

На то и создана толпа,

Чтоб жить по правилам.


На то и создана вода,

Чтоб не просили пить.

Ещё есть время не продать

И душу вылепить.


Пусть крикнет рать святая: «Кинь

С размаху в лиру им!».

Я брошу — в горле косяки

Свои и мировы.


И все — есть мелочь на стакан

И Сад на полочке.

Ведь мне ещё всю ночь скакать…

Прощаю… Сволочи…

Романс Назанского

Накосячил Касьян или кто-то косит под Касьяна,

Окосев от тоски? Но виски снова втиснут в тиски.

Изъясненный изъян или не было просто изъяна?

Или ян был не пьян? Не сошёлся пасьянс — карты скинь.


Без ножа ли, без ног — все равно обезножен безбожно.

То ли клин, то ли клинч. Или Линч снова бросил свой клич.

Просто невмоготу. Просто нем. Просто не. Невозможно

Перейти на страницу:

Похожие книги