Девочка машет в ответ, возвращается в комнату, смотрит на только законченный рисунок – листья осени, несмело тронутые ржавчиной увядания. Неброские, в меру выдержанные штрихи исподволь подступающего распада. Она усмехается. Как это кстати, в самом деле, и как вовремя! Последние дни она делала наброски с желтыми паутинками разводов, чувствуя, как в недрах ее существа возрождается та сила, которую она скоро развеет по миру, разбросает, раздарит окружающим.
Через месяц-дугой начнется ее танец. Значит, пора выбрать платье.
Девочка порхает в другой конец комнатки, где притаились несколько шкафов, встроенных в стену. Движения ее легки и выверены, как у взрослой женщины. Она вся невообразимо рыжая, с головы до ног; кожа отливает медом, волосы переливаются всеми оттенками охры, на лице и открытых плечах рой забавных веснушек. Ее глаза как у брата, но все же другие – слишком глубокие. Отражая мир, они в то же время втягивают его в себя, словно берут в добровольный плен. Она больше походит на женщину в миниатюре, чей образ не тревожат годы, протекающие мимо нее, как струи воды.
Неуловимым движением она распахивает все двери шкафов, в которых висят сотни, а скорее, тысячи платьев, стройными рядами уходящие в незримую глубину тьмы. Озорно улыбается до ушей и закрывает глаза.
– Между будущим и прошлым… для прогулки этой скорой… делаю я выбор свой… пусть в угоду будет он… Матери моей и всем гонцам…
Платья в недрах шкафов вздрагивают и, набирая темп, быстро вращаются, превращаясь в несколько круговых лент. Чуть помедлив, девочка выдергивает одно из них и открывает глаза.
– Это совсем новое. Я его прежде не надевала, – тут же произносит, глядя на платье. – Мрачноватое, на первый взгляд, – подумав, добавляет она.
Несет его к окну и подвешивает на крюк для одежды. Внимательно рассматривает.
Совсем простое, с открытыми плечами, приталенное, свободное книзу. Цвета яичного желтка, с игрой оранжевого, переходящее в светло- и темно-серые тона. Немного тревожные.
– В этом году всего семь дней, – с сожалением произносит девочка. – А потом дожди, слякоть… Много работы для Мамы.
Но она грустит всего мгновение, пока говорит. По переливам шелка стелются картинки, лениво проплывают по нему, как отсветы солнца по глади воды. Девочка улыбается. Здесь все места, где беззвучно пронесется ее легкая поступь, где будет явлено ее незримое присутствие, трогая души смертных, напоминая о бренности сущего. Осталось немного времени, прежде чем начнется ее неуловимый танец, переданный с гонцами из-за желтеющего горизонта. Именно оттуда она и начнет. В медное утро осенней прохлады она выпорхнет из своей комнатки, в новом платье, которого еще не одевала, с душистой горечью паленых трав и подсохших листьев, со сладостью, безразличием и болью всех дней, нетерпимостью, тайным страданием, счастьем и разочарованием, со щемящим букетом утонченной, колеблющейся красоты всего преходящего она побежит к горизонту, к началу видимого мира. И уже оттуда начнет – сначала не торопясь, разогреваясь, словно ребенок, пробующий первые танцевальные па, – она разыграет свою первую партию, неумело разбрасывая вокруг все пастельные конфетти разом: бледные восковые оттенки, канареечные, ванильные, горького миндаля и призрачного северного сияния. От далеких лесов и полей пролягут к центру неровные пятна увядания – знак подступающей осени. И дальше, с каждым днем, ее танец уже будет набирать силу, робкая девочка станет женщиной с отточенными движениями, с буйным арсеналом цветовых иллюзий и переходов. Стремительность этого танца однажды ворвется в тихие городки и села с застоявшимся зноем уходящего лета, по улицам и переулкам пронесутся саваны из листьев цвета лимонного кари, и в шелестящем арпеджио ветра посвященные услышат: «Встречайте меня, я уже с вами!». И сразу вслед за этим, вторя ее словам, на мир сойдет Великий листопад. На больших улицах, в парках и скверах дубы, клены и ясени обрушат на землю бронзу и медь своей листвы. Старушки и молодые мамы, сидящие на скамьях, не увидят ее эфирного танца, не услышат ее голос в ломком шелесте звуков. Светлая меланхолия овладеет их сердцами, тепло взволнует их грудь, и это будет признанием неизбежного. Она так же проникнет на мониторы и матрицы всех гаджетов, желтая пыль виртуальных фонов полетит сквозь пространство в другие миры, давая знать тем, кто далеко – к нам пришла Осень. И возможно, – как это бывало раньше, – какой-нибудь ребенок, скорее всего девочка, похожая на нее, про которых говорят – «не от мира сего», сквозь матовый глянец сможет увидеть ее и ее незримый танец-феерию. Она вздрогнет от счастья и закричит:
– Мама, смотри, девочка танцует! Как же это красиво!
– Что ты говоришь, малышка! Там никого нет. Просто желтые листья осени на ветру. Но, впрочем, если ты видишь, пусть будет так, – улыбаясь, ответит ей женщина.