Метазоа. Зарождение разума в животном мире

Вернемся ненадолго к Гансу Бергеру, с которого все началось: он неизбежно разочаровался бы в своих поисках телепатии на этом пути, хотя бы потому, что электрическому полю нужен проводник, а воздух – проводник плохой. А вот вода, кстати, прекрасно проводит электричество. Если так рассуждать, почему бы рыбам и не овладеть электрической телепатией? Препятствием может стать разве что сила сигнала. Если бы сигнал был достаточной силы, чтобы преодолеть разделяющее рыб расстояние, волны в поле, генерируемом одной из них, вполне могли бы воздействовать на нейроны другой, но сигнал очень быстро ослабевает с расстоянием и, скорее всего, затеряется в активности мозга «принимающей» рыбы. Некоторые рыбы действительно контактируют друг с другом посредством сильных, активно генерируемых электрических полей, но в целом они и без этого прекрасно обходятся своим осязанием на расстоянии.

Какое значение все это имеет для проблем чувствительности и опыта? Что это – просто способ функционирования мозга? Или же все описанное как-то влияет на важные вопросы, касающиеся разума и тела?

Поля – та самая деталь, которая заставляет нас взглянуть на проблему под другим углом. Кажется, что они обеспечивают нас совершенно новым кандидатом на роль физической основы разума. Похоже, сложность ответа на вопрос, как может существовать в мозге сознательный опыт, отчасти порождена тем фактом, что поначалу мы принимали во внимание только часть того, что в мозге происходит. Я думаю, в последнем размышлении содержится большая доля истины, но некоторым из соблазнительных возможностей, которое оно нам открывает, мы должны противостоять.

Действительно, кажется, что именно поле есть такая вещь, которая поможет нам разрешить загадку самосознания – невидимой теплой сияющей зоны с центром в мозге, простирающейся вовне, этого размытого сгустка энергии под черепом. Среди всего, что мы отыскали у себя в голове, именно он, как представляется, больше всего похож на вместилище опыта. Однако тот факт, что поле – особый вид материи, сам по себе проблемы не решает. Требуется, чтобы оно еще и выполняло определенные функции.

Пытаясь представить себе эти поля, мы вызываем в воображении образ, подобный телесно выраженному опыту Ротко, – что-то вроде расплывчатого всплеска квалиа. Сам этот факт должен нас насторожить: а не впадаем ли мы в заблуждение, близкое к описанному в пятой главе, когда от материалистов требовали найти способ выжать цвет и звук из темного и безмолвного механизма? Мы частично избавились от этой ошибки, заметив, что сознательный опыт представляет собой выраженную от первого лица точку зрения живой системы определенного рода, а не что-то, возникающее в результате происходящих в этой системе процессов и открывающееся – если мы знаем, куда смотреть, – наружному наблюдению. Полностью избавиться от этой ложной установки непросто: обнаруженные в мозге невидимые поля представляются нам перспективной материальной основой для извлечения цвета и звука, и нам трудно устоять перед искушением сделать еще одну попытку в этом направлении. Соблазнительная, но тем не менее ошибка.

Как бы там ни было, я считаю, что эти открытия – вне всякого сомнения, ритмы и поля, возможно, тоже – вносят изменения в наш проект: объяснить существование опыта. Прежде всего они меняют наше представление о том, что же такое мозг.

Чтобы это прояснить, мы прибегнем к самому резкому противопоставлению. До сих пор широко распространено старое представление о мозге как о крупной и сложно устроенной сети передачи сигналов. Многие, например, привыкли сравнивать мозг с автоматизированной телефонной станцией. Аналогия почти так же стара, как и сами телефонные станции; английский ученый Карл Пирсон придумал это сравнение в 1900 году, в те давние времена, когда и автоматизации еще не существовало: он представлял себе людей-операторов, вручную соединяющих абонентов{185}. Позже бытовало представление о мозге как о коммутационной сети, самостоятельно формирующей внутренние связи. Нейроученые сходятся в общем мнении (вспоминается, как в 2010 году я услышал его из уст гарвардского специалиста), что если бы нам были известны все сигнальные пути, все межнейронные связи мозга, то у нас появилось бы полное понимание того, что же этот мозг делает. Многие из тех, кто изучает мозг, похоже, не в силах отказаться от представления о мозге как о сети передачи сигналов, но оно не подходит для объяснения феномена сознательного опыта. И, насколько я могу судить, это представление постепенно меняется.