Метазоа. Зарождение разума в животном мире

Но и в дебрях мы упорно рвемся вперед: выше я спрашивал, каково быть организмом, который взаимодействует с миром как субъект и при этом лишен крупномасштабных динамических свойств, характерных для мозга человека. Теперь давайте представим обратную ситуацию, вообразив организм, у которого есть крупномасштабные динамические свойства, но который как субъект с миром не взаимодействует. Скорее всего, такого не может быть, поскольку эти самые динамические свойства отчасти определяют, как именно мы делаем все те вещи, что обсуждались в предыдущих главах. Если организм ничего подобного не делает, то и крупномасштабных динамических свойств у него не будет{191}. Если перед нами просто физическая система, полная ритмов и электромагнитных полей, – автомобильный мотор, например, – то у нас нет никаких оснований считать, что такая система будет способна думать или осознавать. Предположить обратное – значит вернуться к ошибочному взгляду на электрические свойства как на нечто психическое в своей основе, а это неверно. Точно так же и сознающий разум – это не просто система, все виды активности которой необычно тесно увязаны друг с другом, даже если они увязаны энергетически{192}. Мне такой подход кажется привлекательным, но это неверный путь.

Как связаны факторы, которые мы здесь обсуждаем, точно неизвестно, но вариантов масса. У Рудольфо Льинаса, нейроученого, которого я уже не первый раз упоминаю в этой главе, есть пара идей{193}. Он предполагает, что сознание – это нечто вроде сновидения, созданного ритмами, петлями обратной связи и резонансами в активности мозга. Пребывание в сознании отличается от настоящего сновидения количеством ощущений, которые могут вторгнуться в это состояние или модулировать его. Такое понимание сильнее упирает на крупномасштабные динамические свойства мозга и меньше значения придает взаимодействию с миром в качестве субъекта. Резко противоположного мнения придерживается Бьёрн Меркер, нейроученый, повлиявший на мои представления о первой из поднятых тем. Меркер утверждает, что значение как минимум некоторых ритмов мозга, а точнее, ритмов частотой 40 Герц, о которых говорили Крик, Кох и другие, сильно преувеличено, по крайней мере в том, что касается «когнитивной» стороны – мышления, восприятия и осмысления мира. Меркер считает, что эти ритмы могут играть важную роль в поддержании активности мозга: они помогают ему устойчиво функционировать, предотвращая неконтролируемые состояния типа эпилептических припадков{194}. Вероятно, крупномасштабные динамические свойства мозга выполняют разные функции у разных животных и на разных стадиях эволюции. Но даже если они не так много значат в плане «разумности», разве не могут они влиять на то, как живые существа ощущают мир?

Разорванный поток

Мы снова в Западной Австралии, на территории белых акул, в открытом море. При погружении мне показали местечко на коралловом рифе, испещренное глубокими расщелинами. По расщелинам струился поток маленьких серебристо-зеленых рыбок. Несметные их стаи шныряли сквозь проходы. Рыбки казались очень целеустремленными, но сновали туда и обратно без всякой системы. Они напоминали стремительный лавовый поток, постоянно меняющий направление. Местные называют их «стеклянными рыбками», и издалека они действительно похожи на серебристо-зеленые стекляшки. Но вблизи видишь прежде всего непрерывное движение.

Их атаковали десятки – может, даже около сотни – рыб покрупнее: отливающие серебром каранксы, несколько небольших барракуд и других хищников. Здесь были явственно видны и преимущества тела рыб, и пределы их возможностей. Крупная рыбина делала выпад, и серебристо-зеленая река расступалась перед ней либо в ту же секунду, либо за момент до броска – хищник ловил пустоту. Иногда большая рыба пыталась всем телом ввинтиться в поток, рванувшись вбок – хлясь! Я думаю, это были попытки оглушить мелких рыбешек. При атаке хищника рыбы в потоке дружно вздрагивали, а затем плавно его обтекали.

Среди каранксов и прочих хищников я заметил несколько особей каменной трески, рыбины с печальной мордой и выступающей нижней челюстью. Треска отиралась у рифа с разочарованным видом, поскольку не могла сравниться с каранксами в ловкости. Но определить, увенчалась ли охота хоть каким-то успехом, было практически невозможно, потому что зеленый поток, ни на секунду не останавливаясь, тек сквозь переплетенные ветви коралла.

Вот он, образ жизни рыб во всей красе: скорость и сила, чувствительность в форме осязания на расстоянии и скосячивание, которое им обеспечивается. Акробатический этюд на тему жизни и смерти на крошечном участке бескрайнего Мирового океана.

8. На суше

Оранжерея