Метель

Глеб устроился во втором кресле, вытянул к камину, так же, как и хозяин, ноги в забрызганных грязью дорожных сапогах. Снаружи, за окнами, промозгло моросил дождь, совсем по-осеннему, словно и не июль-липеня на дворе, а октябрь-кастрычник. От камина тянуло дымноватым, приятно-разымчивым теплом. Глеб провозился в кресле, устраиваясь удобнее, отхлебнул из жбана холодное тёмное пиво, покатал глоток на языке, наслаждаясь горьковатым вкусом.

Эйзенштюкер-Жалезякер (Невзорович вдруг понял, что про себя зовёт еврея вообще на русский манер – Железякером) и впрямь был мастер пиво варить. Чуть горьковатое, с дымным привкусом хмеля и орехов.

– Доброе пиво, – добродушно усмехаясь, сказал пан Рыгор, попыхивая трубкой. Янтарный мундштук, сильно обкусанный, говорил о том, что у хозяина трубки есть и средства, и вкус, и любовь к старым вещам. – Вино, конечно, вещь хорошая, но пиво я больше люблю. Вот знаешь, сударь Глеб, чего мне не хватало во время моей службы на пана императора? Как раз вот этого – доброго ячменного пива от пана Жалезякера.

– Во Франции пива не варят, должно быть? – невинно осведомился Глеб, чуть покачивая в руке бокал. Пена медленно оседала, расходилась.

– Во Франции, – фыркнул пан Рыгор. – Я ту Францию почти и не видел…

– Как это? – искренне удивился Невзорович. Отец мало и редко рассказывал о своей службе императору, хоть и почитал его почти что молитвенно. – Вы же вместе с отцом служили, разве нет?

– Это верно, – с удовольствием подтвердил пан Спакойны. – Сначала – да, вместе служили. Потом – врозь. Потом – опять вместе.

– Ну так… у императора же? – Глеб всё ещё не понимал. В начале разговора ему было в общем-то всё равно, где и когда служили отец и пан Рыгор, а сейчас что-то вдруг взяло за душу. – Во Франции?..

– У императора, но не во Франции.

– Не понимаю.

– С французами мы встретились в Северной Италии, как раз во время войны Бонапарта… ну, ты знаешь – Аркольский мост и Риволи… У нас как раз тогда русские, пруссаки и австрийцы Речь Посполиту удушили, Суворов Прагу вырезал, Костюшко в плен попал… бежали мы через Австрию, Богемию и Баварию… пока добрались – много воды утекло. Сразу во французскую армию и попросились. При Арколе сражались… я сам вот как тебя сейчас, сударь, видел, как генерал Бонапарт Аркольский мост брал. А потом Домбровский и предложил польские легионы создать. А по тогдашней французской конституции иностранные части создавать во Франции было нельзя. Только Бонапарт ведь хитёр – он нас на довольствие не во Франции поставил, а в Цизальпинской республике. Служим тем же, а числимся в другом государстве.

– Хитро, – восхитился Глеб.

– Хитро-то хитро, да только и воевать нам пришлось в Италии, – вздохнул пан Спакойны. – А мы рассчитывали – в Польше. Добро хоть сражались против могильщиков Республики – русских да австрийцев. За Прагу поквитались вдосталь. С самим Суворовым довелось сразиться.

Фамилию русского полководца пан Рыгор произнёс со странной смесью неприязни, почти ненависти даже и уважения. Глеб приподнял брови.

– Воевать он и правда здоров был, москали не врут, – неохотно пояснил пан Негрошо. – Такой военный талант поискать… потому и уважаю его, хоть он и Республику13 нашу погубил. Да и Цизальпинскую – тоже. Даже не знаю, что было бы, скрести они с императором оружие… Да только Наполеон во время Итальянской кампании в Египте завяз… и чего ему там надо было?

– Ну как же… – Глеб покрутил головой удивляясь тому, что пан Рыгор не знает очевидного. – Дорогу в Индию искал, чтоб англичан победить…

– Фантазёр, – с сожалением сказал пан Рыгор, и оставалось только гадать, кого он имеет в виду – императора или его, Глеба. – У корсиканца был великий военный талант. Тактический. Но как стратег он… никакой, матка боска. Кутузов с Барклаем в двенадцатом году его переиграли начисто. Не победили ни в одном сражении… разве что у Малоярославца да на Березине… и выиграли всю войну разом. Вся Великая армия в русских снегах осталась, пся крев…

Глеб открыл было рот, чтобы возразить, но смолчал – в конце концов, пану Спакойнему было виднее, он сам там воевал. Смолчал, хотя в душе стоял разброд – в доме Невзоровичей Наполеона было принято уважать.

Пан Рыгор же только довольно усмехнулся, видя смущение Глеба. Пыхнул трубкой и продолжил, как ни в чём не бывало:

– Это и есть великое стратегическое искусство, пан Глеб, можешь поверить старому вояке – выиграть войну, проиграв все сражения. Потому и говорю, что фантазёр был его императорское величество… – он помолчал несколько мгновений, потом фыркнул, словно что-то вспомнив. – А после Египта ещё и новая фантазия… слышал, небось про то, чтоб вместе с русскими через Персию до Индии досягнуть? Тоже не умнее…

– Слышал, – неохотно сказал Глеб. Не хотелось спорить с отцовым другом, но он всё же не удержался, чтобы сумрачно не возразить. – Так ведь и русские, и французы по сорок тысяч хотели выделить…