Метель

– Почему это – семь? Всего-то шесть с полтинником, – совершенно не заикаясь, возразил Петька, которому, видимо, на радостях стало гораздо теплее. – Интересуешься, как я забрался на потолочную балку? Жить очень хотелось, вот, и забрался…. Емеля, друг, спасибо тебе за пилку! Без неё меня давно бы сожрали…. А ты, Денис Васильевич, смеёшься совсем даже напрасно. Это в том смысле, что самому мне вниз ни за что не спуститься. Всё тело окончательно занемело, пальцы рук – словно бы склеенные – не желают разжиматься…

Операция по снятию освобождённого пленника с потолочной балки заняла минут двадцать пять: Давыдову и Емельяну даже пришлось возвести – из сундуков, ящиков, бочонков, колченогих табуретов и пустых вёдер – некое подобие лесенки.

– Разгибай же пальчики, недотёпа гусарская, разгибай, – ласково и терпеливо уговаривал Денис. – Давай-ка я тебе помогу. Первый, второй, третий…. Поосторожнее шевелись, чтобы не свалится на пол и шею не сломать. Так, сейчас правую ногу опускай вниз и – одновременно – переноси левую через балку…. Молодец! Можешь, ведь, когда захочешь! Давай-давай, двигайся…

Оказавшись на полу, Петька, первым делом, попросил:

– Помогите, пожалуйста, доковылять до печи! Тепла очень хочется, братцы. До безумия безумного…

– Нынче печка – одно лишь название. Больше напоминает обыкновенный походный костёр, – невесело хохотнул Денис. – Окошко без стекла, дверь отсутствует, сквозняки сплошные. Нам надо быстрей выбираться отсюда и двигаться к нормальному жилью. Руки, впрочем, отогреешь.… Кстати, что это, Пьер, у тебя с руками? Эге, всё серьёзно! Эй, Емеля, тащи-ка мою походную сумку! Будем усердно врачевать свежие раны господина подполковника. Смотри и учись! Настоящий и дельный гусар, он многое должен знать и уметь…

Аккуратно и ловко перевязав Петькины ладони и правую щиколотку, Давыдов недовольно покачал головой:

– Вот же, закавыка образовалась неожиданная! Кандальное кольцо, обрываясь, не только кожу тебе, Пьер, попортило, но и ботик гусарский превратило в натуральные лохмотья, подошва держится только на честном слове…. В такой ненадёжной и дырявой обувке шагать по зимнему снегу – очень сомнительное удовольствие. А до княжеского дома с версту, наверное, будет. Простудишься ещё, не дай Бог.

– Я сейчас, дяденька Денис Васильевич! – проворно сорвался с места Емельян. – Поищу по углам и кладовкам. Тут где-то должны быть старые валенки…

Одобрительно улыбнувшись, Давыдов задумчиво сообщил:

– Дельный парнишка. Возьму, пожалуй, в денщики. Если князь Глеб Сергеевич, понятное дело, его продать изволит.

– Изволит, – заверил Петька. – Никуда не денется. Слушай, а как было дело? Что случилось с собаками? Вообще, что да как?

– Вообще…, – насмешливо передразнил Денис. – Достаточно странно и необычно всё сладилось. Я вчера, уже после обеда, задумал съехать с жабинского постоялого двора. Что там, спрашивается, делать? Скучно стало без тебя. Даже не с кем попариться в бане, выпить-поговорить…. Дай, думаю, поеду в Николаевку. Предупрежу Володьку, что скоро к нему нагрянут благородные князь с княгиней. Да и выпью с ним – за помин твоей, Бурмин, грешной души. Заночую. А с раннего утра поеду в Нефёдовку, за нашей сладкой княжеской парочкой…. Ах, да! Тут ещё малец прибыл из Ненарадово, с кратким докладом о здоровье небезызвестной тебе Марии Гавриловны…

– Как она там? Говори же, не томи!

– Вроде, как лучше стало голубке белокрылой, пришла в себя, горячка отступила. Мол, доктор сказал, что уже через недельку ей разрешат спускаться к гостям-визитёрам. Так что, всё и ничего…. На чём я, то бишь, остановился? Итак, подхожу к запряжённому возку, намериваясь забраться внутрь, а тут – откуда не возьмись – появляется седовласый жабинский юродивый. Как там его звать-величать? Запамятовал…

– Вьюгой, – подсказал Пётр.