Тревор покачал головой. Единственное, что ему действительно было нужно, Марк не мог ему дать.
— Неужели ты не готовишь?
Марк фыркнул.
— В этом нет смысла.
— Конечно, есть. Каждый человек должен кушать.
— И именно поэтому у нас в городе полно ресторанов и много доставки еды, — сказал Марк. Он все еще улыбался, но выглядел немного подавленным, немного одиноким.
Тревор мгновение изучал профиль Марка. Солнцезащитные очки сидели на переносице совершенно прямого носа, массивную челюсть покрывала темная щетина, кончик языка высунулся, чтобы скользнуть по пухлой нижней губе, которую Тревор хорошо помнил на вкус и чувствовал — как атлас. Он был умным, целеустремленным, успешным… великолепным. Почему такой человек был один?
Конечно, Тревор тоже был один, не доводя дело до романтических отношений, но по чертовски веской причине. Если трансплантация не будет проведена в ближайшее время, через год он может умереть. Даже если он получит трансплантат, не было никакой гарантии, что его тело примет его. Но у него была семья и хорошие друзья, чтобы наполнить его жизнь. А что у Марка было кроме работы?
Боль просочилась в его грудь, когда он вспомнил, что Марк сказал ему в темноте прошлой ночью о том, что был призраком в своем собственном доме. Тревор, всегда имеющий безграничную и безусловную любовь, поддержку и помощь своей собственной семьи, не мог представить, каково это.
— Тогда я буду готовить для тебя, — решил Тревор вслух. Это никуда не денется, но это не значит, что он не мог помочь кому-то почувствовать себя менее одиноким. Даже если только на один день. — То есть, это меньшее, что я могу сделать, раз уж ты так любезно пригласил к себе домой на Рождество упрямого незнакомца.
Марк взглянул на него с мягкой улыбкой. Тревор не мог видеть его глаза за зеркальными стеклами очков, но его голос был чистым медом, когда он сказал:
— На самом деле уже больше чем незнакомец.
Тревор улыбнулся в ответ. Марк не чувствовался чужим для него, хотя прошло меньше двадцати четырех часов с тех пор, как они встретились. Как такое могло случиться? Судьба, как сказала бы его мама. Ее вера в любовь с первого взгляда и «простое осознание», когда ты встретишь того, с кем ты должен быть, была непоколебимой. Но это была его мать. Не он. Он уже знал, что чудес не бывает, и судьба может быть непостоянной стервой.
Марк потянулся, как будто собирался взять Тревора за руку, но остановился на полпути, возвращая руку на руль. Он сосредоточился на дороге впереди, его адамово яблоко дрогнуло, когда он сглотнул.
Мне нужно держать тебя за руку.
Тревор, чтобы оставаться под контролем, мысленно стукнул себя по голове. Он перевел взгляд в окно, где толстое одеяло чистого белого снега покрывало проходящую мимо землю. Свежий снег, сверкающий под ярким зимним солнцем — безмолвный, чистый, умиротворенный — никогда не перестанет восхищать его своей тихой красотой. Он записал на память этот образ, ноты настроения, чтобы после нарисовать его. Идея обрела форму в его воображении, когда они ехали, — большой холст, может быть, метр восемьдесят на метр двадцать, нижняя треть — суровый заснеженный пейзаж, усеянный бриллиантами, и огромное синее небо, которое достигало вечности, заполняет остальную часть холста.
Не успел он опомниться, как они подъехали к местной бакалее Боулдера, открытой и минимально укомплектованной из-за метели, где Тревор собрал необходимые экологически чистые продукты, чтобы сделать для себя несколько диетических блюд. Дополнительным бонусом приготовления для Марка было то, что он сам мог контролировать меню и не должен был объяснять, почему было так много еды, которую он не мог есть. Он не хотел погружаться в свое состояние, не хотел говорить… не хотел даже думать об этом. Прямо сейчас он просто хотел сосредоточиться на наслаждении компанией привлекательного, доброго человека.
— У тебя есть аллергия на какие-нибудь продукты? Или может что-то конкретное не нравится? — спросил Тревор, когда выбирал упаковку куриных бедер без кожи. Он бросил пакет в их корзину и попытался проигнорировать то, что чувствовал себя «по-семейному», покупая с Марком продукты.
Это было большой ошибкой. Он должен был остаться в отеле.
И спать в кресле? — съязвил дьявол на его плече.
— Я как мусорный бак, — сказал Марк, одаривая его улыбкой, которая могла бы конкурировать с солнцем. — Я ем все подряд.
Проклятие. Почему эти улыбки заставляли Тревора игнорировать то, что он не мог себе позволить забыть? По крайней мере, он уже устно установил границы, и Марк согласился — ни один из них не искал большего.
— Не уверен, я должен быть впечатлен или потрясен, — дразнил Тревор, надеясь, что немного юмора вытащит его из собственных мыслей.
— Впечатлен, — глаза Марка танцевали с заразительным весельем. — Определенно.
Тревор покачал головой и усмехнулся.
— Да уж, — сказал он, стараясь, чтобы его тон был игривым.