Метель, соединившая нас (ЛП)

Он откинулся на спинку дивана и уставился на единственную стену в гостиной, которая не была стеклянной от пола до потолка. Сейчас там, в центре, висел красочный элемент — оригинал картины Тревора «Час одиночества». Рождественским утром, пока Тревор еще спал, Марк наткнулся на картину в галерее искусств Боулдера во время своего гугл-квеста. Он рассказал Тревору, как сильно его поразила эта картина, но не поделился с ним тем, что напрямую написал в галерею, выражая заинтересованность в покупке картины. С момента ее приобретения, он провел бесчисленные часы, сидя прямо здесь, на диване, погружаясь в картину, представляя, как они двое сидят на этой самой скамейке, взявшись за руки, Тревор смотрит на него, улыбаясь своими очаровательными голубыми глазами…

Марк оторвал взгляд от картины, схватил ноутбук и положил его на колени. Он открыл браузер, набрал в поисковой строке «Тревор Моррисон, художник» и нажал «Enter». В действительности, он не был уверен, что надеялся найти на этот раз — он уже искал, набирая миллион разных способов, но чувство тревоги, что время истекает, становилось сильнее с каждой минутой. Он должен был связаться с Тревором. Независимо от того, будут ли они вместе в будущем, у Тревора все еще может быть его будущее.

Прокручивая список ссылок на сайты, которые он посещал так часто, что мог читать их по памяти, он почти пропустил новую. Он выпрямился и щелкнул по ссылке, его пульс бился в ушах, как бас-барабан. В разделе «предстоящие события» в галерее изобразительных искусств Флэтайрон (прим. название в честь скальных образований в западной части Соединенных Штатов, недалеко от Боулдера) было объявлено о новой и последней выставке Тревора под названием «Последний час».

— Последний? — волна страха мурашками пробежала по его коже. Он просмотрел объявление еще раз, медленнее, так как был слишком взвинчен, чтобы внимательно прочитать его. Все, что имело для него значение, это дата открытия — в следующую пятницу вечером — и то, что Тревор будет присутствовать. Как и Марк.

*** 

К черту эти нервы! Спустя три дня, Марк стоял перед центральными дверями, ведущими в галерею изобразительных искусств Флэтайрон, дергая галстук, запонки, волосы… делая все, что угодно, лишь бы оттянуть время и не заходить внутрь. Даже холодный ночной воздух, наполненный танцующим снегом, не мог пробить его нервы или протолкнуть через двери.

Тревор уже однажды отверг его, но тогда все было по-другому. Речь шла не о том, чтобы просить Тревора дать им шанс быть вместе, а о том, чтобы дать Тревору шанс жить, независимо от того, будут ли они вместе или нет.

С глубоким вдохом и долгим медленным выдохом, он встряхнул руки и открыл дверь. В галерее, наряду с низким шумом приглушенных голосов, звучал легкий джаз. Он просканировал толпу, но не увидел Тревора. Может, его там еще не было. Или, может быть, он был и просто на время вышел.

Боже, надо собраться.

Проходя глубже в галерею, взгляд Марка остановился на большой картине, предположительно, около двух метров в ширину, в дальнем конце огромного зала. Она занимала центральное место на стене и висела одна. Картина привлекла его внимание по двум причинам. Во-первых, потому что была написана не в обычном блестящем и смелом импрессионистическом стиле Тревора, а в реалистическом, а во-вторых, он узнал модель. Это был он.

Он обнаружил, что стоит перед картиной, не понимая даже, как прошел через весь зал, как будто его тянуло к ней какой-то невообразимой силой. Он сразу же узнал сцену из их первой ночи, которую он и Тревор провели вместе в гостиничном номере. Первой ночи, когда они занимались любовью. Марк знал, что с самого начала все было правильным. Это никогда не было просто временной связью.

Он не мог пошевелиться.

Эмоций было больше, чем он мог идентифицировать, больше, чем он мог сдержать, они накрывали его, дергая и сжимая его плоть и кости, сердце и душу. Тревор сделал это. Какой-то момент Марк даже не мог подобрать правильных слов, чтобы описать то, что он чувствовал. Он мог только молча смотреть.

На картине была изображена затемненная комната, освещенная только уличными фонарями. Полоска света расположилась на кровати рядом с обнаженным телом Марка. Кремовые простыни были задрапированы на талии мягкими складками, а его лицо скрыто в тени. По большей части. Любой, кто видел его и, кто смотрел на картину достаточно близко, могли понять, что это он. Он видел, как в ту ночь в темноте Тревор рисовал, прежде чем он признался в тех вещах, которые он не озвучивал десятилетиями.

— Время, — сказал Тревор, когда Марк спросил, что он рисует. Марк только сейчас понял, что он имел в виду.

Боже, ему нужно было увидеть Тревора.