Метели, декабрь

Он сразу заметил, что Параски нет, прислушался, не слыхать ли на кухне, в классах. Ганна перехватила его взгляд, с усмешечкой помогла:

— Параскевы Андреевны нет. Пошли на село. Совсем недавно.

Он будто не уловил усмешки, нарочно спокойно подошел, глянул в окно на коня.

— Ехал из Юровичей. Дай, думаю, погляжу, как живут…

— Живем ничего. Не жалуемся. — Поддела: — Если б чаще заезжали некоторые, дак, может, еще лучше б жили.

— На отчет в райком вызывали, — будто не понял ее шутки. — Как к зиме подготовились. — Миканор сел на стул около стола с тетрадками, взял одну, развернул. — Ето ж сколько труда надо, чтобы научить человека уму-разуму!..

— Ну, и что там в районе? Похвалили?

— Всего было. Трохи покритиковали. Дали советы. Все как положено. — Миканор встал, сделал несколько шагов спокойно, медленно. Глянул на Ганну, что следила с усмешечкой. Будто не замечая, похвалил: — Все-таки набралась духу! Дала отставку Глушаку! Давно надо было!

— От не могла додуматься сама! А ты не подсказал!

— Сама думать должна б! Есть голова на плечах!.. — Прошелся еще немного, сказал тоном, в котором таилось нечто грозное: — Ничего. Скоро возьмемся так, что застонут Глушаки! Кончается их верх! Так что ты не бойся!.. Был, говорят, уже?

— Был…

— Не бойся!

— Спасибо за подмогу. Только я не боюсь.

— Вот и правильно!

Ганна подумала вдруг, что и ходит, и говорит он так, будто Параска видит и слушает его. И ей стало смешно. Миканор уловил иронический взгляд ее, недовольно нахмурился.

— Твой Дятлик все за ум не берется! — сказал строго, с упреком. — Плохо может кончиться!

Ганна перестала смеяться.

— А ты б помог ему. Подошел бы как надо!

— К нему подойдешь! Только заговоришь, морду отворачивает!

— Значит, говоришь так! Ты ж так говоришь, что часто и не поймешь, или ты советуешь, или ты приказываешь! Как командуешь все равно!

— Наговорился, аж во рту горько! Все время толчешь одно, а они хотя б шелохнулись!

— Так это просто — шелохнуться! Дал приказ — и сразу чтоб тащили все в коммуну! Чтоб бежали, подпрыгивали от радости!

Миканор разозлился. Не сдерживался уже:

— Ты все знаешь! Все подходы!

— Знаю, — сказала она, снова будто усмехнувшись. — А и тебе знать бы надо! Если за гуж взялся.

Он только рассерженно глянул. Скрывая злость, подошел к столу, снова раскрыл тетрадку, стал рассматривать.

— Ты ето, может, пришел, чтоб указанье Параске дать, как учить?

— А что ж, думаешь, не могу? — Он опять говорил снисходительно. — Имею право на ето!

— То-то я и вижу, пришел важный! Принарядился! — Хотела удержаться и не смогла, добавила и насмешливо и серьезно: — Есть уже у нее кому указывать!

— Мало кто есть…

— Ни мало ни много. А один.

Миканор минуту колебался. Глянул настороженно.

— Кто ето?

— Он. Знаешь…

Миканор помрачнел. Знает. Невеселый, ссутулившийся, долго молчал. Листал, не видя, тетрадки. Наконец спохватился.

— Надо ехать. — Попытался улыбнуться. — Есть хочется. А землячки не угощают… Отцу тоже что передать?

— Был тут сам.

Подал большую безразличную руку. Уже без усмешки, искренне она попросила:

— Заезжай. Хоть попутно…

— Будет время, заеду…

Она потом пожалела, зачем растревожила его. Но сразу же возразила себе: нехай не задирает нос слишком! И попусту пусть не тешится!..

Глава вторая

1

Следующим вечером неожиданно принесло Дубодела. Дюжий, жилистый, в шинели и в военной шапке, криворотый, сразу заметила, держался как-то непривычно, льстиво и одновременно официально. Это заинтересовало ее. Когда Параска, с любопытством глянув на него, пригласила сесть, он мягко намекнул, что рассиживаться особенно некогда — дела. Об этом говорил, казалось, не только весь его вид, но и парусиновый портфель, который Дубодел держал на коленях и по которому беспокойно бегали его пальцы.

— Ну, не все время одними делами заниматься? — хитровато глянула Параска, подымая голову от тетрадей, которые проверяла.

— Все не все, а гулять, можно сказать, некогда…

— Вам же не надо тетрадей проверять! И неграмотных вы грамоте не учите! Времени у вас должно быть с излишком!

— Дохнуть некогда! Как в район перешел!

Он после того, как не избрали в сельсовет, устроился районным уполномоченным. Не большое, однако все же начальство, с портфелем ходит! И поблажку дать, и прижать может, что ни говори — районный представитель! И недаром угощают чуть ли не всюду! Ганна заметила неспокойный блеск в его глазах, подумала: и теперь вот, не иначе, с угощения! Даже шрам около рта побагровел!

Дубодел перехватил ее взгляд, кивнул, чтоб вышла на крыльцо. Она повела плечами, будто не поняла. Он подумал, встал, строго официальным тоном велел:

— Ганна, прошу выйти.

— Ето чего?

— Дело есть! Выяснить надо…

— Дак выясняй тут.

Он неловко помолчал. Искоса, настороженно глянул на Параску. Перевел взгляд на Ганну, недовольно покачал головою: недогадливая!

— При посторонних нельзя…

Параска сразу отозвалась:

— Дак я могу выйти!

— Нет, вы работайте! — Он сказал, нетерпеливо требуя: — Времени нет. Выйди!

Ну что ж. Ганна, не одеваясь, вышла в коридор. Он попросил выйти на крыльцо. Послушалась. На крыльце остановилась.

— Ну, выясняй.