На второй неделе после случая с Няруем, уснувшим принародно на сборе, когда были определены составы тридцаток и были тщательно отобраны семнадцать упряжек разведки, старшим которой был назначен смекалистый, юркий и бесстрашный Тюлесей, воины Делюка ясной лунной ночью тронулись в путь. Три с лишним тысячи упряжек шли между сопками длинной цепочкой по пять и более упряжек в ряд, где позволяло место, а когда вышли на открытую холмистую местность, пошли широким веером, разделившись на свои тридцатки. Ехали так, чтобы при лунном свете соседние кучки упряжек видели друг друга. Ехали они так я потому, чтобы не было видно на снегу изрытой, утрамбованной десятками тысяч оленьих ног дороги, если потом случится погоня.
Вместе с семнадцатью упряжками разведки, ведомых Тюлесеем, восемнадцатым ехал Делюк чуть позади основной массы саювов: берегли оленей, потому что, изучая местность, придется потом много петлять возле То-харада.
Привычно гудел упругий встречный ветер, на прихваченных морозом сугробах скрипели полозья, но стоило кому-то из ездоков остановиться на миг, как гул штормового прибоя, ломился в уши сплошной шелестящий шум от стука оленьих ног, грохота нарт и скрипа полозьев. Шум этот, казалось, исходил из глубины сжатой морозом земли, и сама земля как будто бы покачивалась под ногами.
Местные оленеводы, уже привыкшие к дерзким походам воинственных карских, уральских и большеземельских ненцев на То-харад, сторонились прибрежной тундры в низовьях Печор, к зиме откочевывали в леса, а те, кто оставался на зимовку в тундре, жили на Малой земле[67]
, что на левобережье, а потому жизнь на пути следования саювов Делюка казалась вымершей ни единого стойбища, ни одинокого охотничьего чума не было, хотя в этих местах водилось много песца, в мелколесье встречалась куница и даже попадался тос[68] — гордость густых санэровских, хантыйских и тунгусских лесов по ту и по эту сторону Камня. Но не зверь интересовал людей Делюка: шла другая, более серьезная и жестокая охота — охота на людей, война.По зеленоватым подлунным снегам всё ближе к То-хараду подходили призрачными тенями сотни упряжек. Когда с высоких холмов стали видны огни городка, Делюк распорядился разбить лагерь в низине на краю редкоельника, но оленей велел не распрягать.
— Больших костров не раздувайте. Разбейте походные чумы и готовьте еду в них, — четко раздавался в тишине голос Делюка. — Сэхэро Егор, Някоця Микул и Тосана Сядэй! Вы после еды подниметесь на лесистый холм перед нами и будете наблюдать, что происходит окрест — нет ли чего подозрительного, наблюдателей, засады. Рыбаки, правда, и сами не прочь сжечь осиное гнездо наглых пришельцев, считающих себя хозяевами нашей земли, но кто уверен, что среди них нет людей То-харада или подкупленных ими? Хотя русские рыбаки и ненцы всегда жили в дружбе, как братья. Но…
— Няруй убежал! Няруй! — крикнул кто-то, заглушив голос Делюка. — Нет его нарты!
— Как убежал?! — всполошился Делюк, давно ожидавший подвоха от Няруя. — Давно ли?
— Совсем недавно нарта его тут была. И он тут был. Сейчас же ни нарты, ни его! — подбежал к Делюку Тюлесей.
— И Туси нет! — снова донесся из толпы трубный голос. Это был хорошо знакомый Делюку голос Сэхэро Егора.
— Да куда же они денутся? — сказал, позевывая, Махаси, сын Някоци Валея. — Вернутся!
— Хорошо, если бы вернулись! — бросил в ответ Делюк, заметно нервничая, встал на четвереньки, припал ухом к обструганному ветром сугробу и тут же уловил, как частый стук копыт и грохот нарт стремительно удалялись в сторону То-харада. — Этого ещё не хватало! — возмутился он и добавил негодуя: — От Няруя, пожалуй, всего можно было ожидать. И от Туси тоже!..
— Что такое?
— Что случилось?!
— Куда это они?! — посыпались отовсюду недоуменные вопросы.
— Туда! — вытянув руку в сторону То-харада, сказал зло Делюк. — Головы наши продавать. Вот куда! — и после паузы: — И нашел же всё-таки этот зверь удобное время!
Делюк выхватил из ножен шиловидный нож, перерезал одним махом ремни, опутывавшие груз на нарте, столкнул всё на снег и крикнул:
— Сэхэро Егор! Где твои хваленые олени? Пора их настала! Поднимай своих и — в погоню! Я задержу их!
Упряжка Делюка быстрее ветра уносилась в ночь, а трехтысячная толпа всё ещё пожимала плечами, до некоторых лишь только-только начало доходить, что Няруй с Туей затеяли грязное, подлое дело.
— Вонючая росомаха этот Няруй! Головами нашими решил откупиться! — возмутился Тюлесей, и из его открытых широко ноздрей заклубился в морозном воздухе пар, как дым. Он спешно выкидывал с нарты всё лишнее.
— А нам что делать? — заволновались все остальные воины.
— Ждите! Делюк сам решит, что делать, — сказал Тюлесей и гикнул на оленей.
Сорвались за ним ещё шестнадцать упряжек и в мгновение ока исчезли за ближним холмом.
Выросшая наполовину луна ярко светила с позеленевшего слегка морозного неба, но её призрачный свет был обманчив: стоящие не так далеко елки казались чумами, мелкие кустики — упряжками.