Метелло

— Это все его убеждения, — поверяла Иде свои мысли Эрсилия. — Такие люди, как Метелло, не были бы сами собой, если б вели себя иначе. Меня приучил к этому еще мой отец. Метелло даже намного сдержаннее, чем папа. Он социалист, а не анархист. Ах, да! Ведь вы в таких вещах не разбираетесь! А нам из-за этого пришлось покинуть Сан-Фредиано: Метелло сразу обзавелся там друзьями, а полицейский комиссар запретил ему встречаться с ними. Особенно с Джаннотто. Они оба каменщики и познакомились в тюрьме. А я с женой Джаннотто — Аннитой — дружу с детства! В конце концов получилось так, что по вечерам мы должны были сидеть дома, как куры на насесте. Метелло не хотел, чтобы у полиции был повод придираться к нам. Он решил как можно скорее выйти из-под надзора. А это зависит от хорошего поведения и прежде всего от отзыва, который даст в квестуру полицейский комиссар. Он же без конца твердил Метелло: «Почему ты не переедешь отсюда, Салани? Ты ведь даже родился не в Сан-Фредиано! Переселись в другой район, порви со своими друзьями — сам знаешь с какими, — для меня это будет такое облегчение!» С друзьями, конечно, порывать нельзя, а на другую квартиру переехать можно. Ну а поскольку все равно рано или поздно нам надо было перебраться от матери, чтобы избавить ее от хлопот, да и ребенок вот-вот должен был родиться, мы и решились…

Ида вздыхала. Она теперь стала подругой Эрсилии и поэтому время от времени должна была выражать ей свое сочувствие.

— Это все верно, — рассудительно говорила она. — Но вольно ж было синьору Метелло лишать себя удостоверения о благонадежности! Такой приличный человек, как он, — вы ведь его не ревнуете? — такой приличный, что по воскресеньям даже не похож на каменщика.

— Не вздумайте говорить ему этого! Он так гордится своей профессией! А кроме того, знаете, как это бывает с такими людьми?.. Убеждение в том, что все равны, что каждый имеет право на труд и на то, чтобы его не эксплуатировали, — уж если войдет в кровь, то становится их второй натурой! И потом разве это не то же самое, что говорит нам священник, когда читает евангелие?

Ида широко раскрывала большие черные глаза. Волосы у нее были такие же темные, как у Эрсилии. Выйдя замуж за хорошего мастера, Ида теперь командовала им, как хотела, несмотря на то, что была моложе его почти на пятнадцать лет. В Сан-Фредиано редко случалось, чтобы муж находился под башмаком своей жены.

Раз в неделю Эрсилия посещала родные места, чтобы проведать мать, которая ни за что не хотела покидать свою улицу: «Я много ходила в своей жизни, — говорила она, — но перейти через Арно для меня всегда было целым событием». Она по-прежнему плела сиденья для стульев и сторожила квартиру в ожидании сына, который несколько месяцев назад уехал отбывать военную службу. Эрсилия писала ему под диктовку матери и посылала то шесть, то десять сольдо, а иной раз и лиру, что зачастую составляло почти половину ее собственного заработка. Как будто он был в ссылке, точь-в-точь!

Потом шла к Анните, к Лидии Мартини, оставшейся вдовой после смерти Пизакане, отдавала деньги ростовщице. И так она обходила всех своих знакомых и узнавала то печальные, то радостные новости. Токарь Фьораванти умер в ссылке на острове Лампедуза. Сообщение об амнистии, по которой ему сбавили десять лет из тринадцати, пришло слишком поздно: артрит опередил его. И вот уже год, как умерла Миранда, умерла совсем не так, как ей хотелось бы. Она мечтала о баррикадах, у ее изголовья вместо иконы висел портрет Красной Парижской Девы[35], а умерла от родов в больнице, произведя на свет двойню. Роды были тяжелые (говорили, что врачи ее всю искромсали), а потом началось заражение. Гвидо Чаппи дал близнецам свое имя и платил за них кормилице.

Гиго и Антоньетта Монсани нелегально эмигрировали в Америку в поисках работы и счастья. В кафе на площади Пьяттеллина уже провели электричество, опередив даже кафе Боттегоне. Это произошло зимой 1901 года, как раз в те дни, когда Чаппи женился на Лидии Мартини. Она уже три года была вдовой и жила одна с маленькой Иоле, очаровательной белокурой девчушкой, ходившей теперь в школу. Они взяли к себе детей Миранды.

А потом пришла весна, «голубка»[36] пробежала плохо, при очередном розыгрыше «лотто» Салани выиграли только «амбо»[37], из Бельгии вернулся Олиндо Тинаи. Он был еще беднее (если это только возможно), чем пятнадцать лет назад, когда уезжал из Ринчине. Метелло встретил Олиндо с распростертыми объятиями. Он считал его своим братом, да в сущности так оно и было.

Летом умерла вдова Фьораванти, а у Анниты и Джаннотто родился второй сын.

— В Сан-Фредиано мы все словно одна семья, понимаете Ида? Там обо всех все известно, потому что люди больше живут на улице, чем у себя дома. Ни у кого из нас не может быть тайн.