— Значит, мы должны стоять на этом и сказать Совету, что обвинения против нас лживы. Если кто-то попытается использовать обвинения Изабель против меня, мы должны показать, что это абсурд.
Мое сердце упало, когда я вспомнил, как казначей Роуленд избегал назначить мне встречу, чтобы обсудить ее обвинения. Кто-то велел ему так сделать?
Эдвард вытянулся и с величайшей осторожностью, как будто его тело было из свинца, прислонившись к каменной стене, сказал:
— Это наказание Господа. Все было предопределено. С тем, что я совершил, я не могу обрести спасения. Я проклят. Вся моя жизнь была обманом. Я жил в гордыне и невежестве…
Я посмотрел на Коулсвина:
— Что он имеет в виду?
Филип тихо сказал:
— Позавчера я рассказал ему, что мы узнали от слуги Воуэлла. Он думает, что это наказание. Он признался мне, что действительно убил отчима.
— Значит, это правда…
Мой коллега безнадежно кивнул.
Тут мы все подскочили от звука ключа в двери. Тюремщик открыл ее, и я был несказанно рад увидеть вошедшего Барака. Вслед за ним появилась Джозефина с большим свертком. Она выглядела перепуганной. Также вместе с ними пришла жена Филипа Этельреда, с которой мы ужинали в тот роковой вечер, когда нас застала Изабель. Миссис Колсвин тоже была с узелком. Она выглядела ужасно в сползшем набок чепце.
— Десять минут, — сказал тюремщик и захлопнул дверь.
Джек заговорил сердитым тоном, противоречившим выражению его лица:
— Значит, вы опять угодили сюда. Джозефина настояла, что придет лично, чтобы принести вам поесть. Николас хотел тоже прийти, но я не позволил. В его состоянии он, вероятно, устроил бы истерику и расплакался бы, как девочка.
— Если б он услышал это, то бросился бы на тебя с мечом, — заметил я.
Среди всего этого кошмара Барак на секунду рассмешил меня. Я повернулся к Джозефине:
— Спасибо, что пришла, милая.
Девушка с трудом глотнула:
— Я… Я хотела…
— Я тебе благодарен.
— Она настояла, — сказал Барак. — Принесла вам кучу еды.
— А Тамасин знает, что случилось? — снова повернулся я к нему.
— В ее положении? Вы шутите! Слава богу, когда пришла Джозефина, у нее хватило ума попросить ее позвать меня. Тамми думает, что какой-то кризис в конторе. А что, черт возьми, происходит?
— Сам не знаю. Изабель…
Я осекся при звуке сердитого голоса. Этельреда склонилась над Эдвардом Коттерстоуком и злобно ему выговаривала:
— Отвечайте, сэр! Почему вы сказали начальству Тауэра, чтобы к вам ни в коем случае не пускали ваших жену и детей?[42] Ваша жена, добрая женщина, пришла ко мне, она плачет и плачет. Это жестоко…
Эдвард ответил жалобным голосом:
— Ей и детям лучше всего больше никогда меня не видеть. Я — грязная тварь.
Миссис Коулсвин уставилась на него, а потом на своего мужа:
— Он сошел с ума?
Филип горестно посмотрел на своего клиента:
— Оставь его, любовь моя.
Он сел на свою кровать, усадил супругу рядом, и они крепко обнялись.
Я настоятельно обратился к Бараку:
— Послушай, я хочу, чтобы ты пошел в Уайтхолл и сообщил лорду Парру…
Джек раздраженно ответил:
— Я только что оттуда. Взял лодку, как только Джозефина принесла известие. Я знал, что вы захотите этого. Но меня не пустили внутрь. У общего причала хаос, барахло перевозят по реке в Гринвич, чтобы король там встретился с адмиралом, и в Хэмптон-Корт, куда они переедут потом. Мне даже не сказали, где сейчас лорд Парр.
— А королева…
— Я и это попытался. Стража ничего не хочет знать. Отвечают одно: «Королевы здесь нет. Она переезжает в Хэмптон-Корт». — Мой помощник набрал в грудь воздуха. — И я понял, что ваши высокопоставленные друзья вас покинули.
— Нет! — яростно воскликнул я. — Лорд Парр мог, но не королева! Кроме того, это дело может иметь последствия для них. Нет никаких слухов, что что-то случилось с королевой?
— Нет.
— Послушай, я напишу записку, передай ее Мэри Оделл, которая служит королеве, — лихорадочно проговорил я. — Выясни, где она — все еще в Уайтхолле или в Хэмптон-Корте, — и доберись до нее. Скажи страже, что у них будут неприятности с королевой, если записка до нее не дойдет.
Барак, предвидя мою просьбу, принес с собой перо и чернила. Я написал записку, с объяснением, что случилось, и адресовал ее Мэри Оделл.
— Запечатай ее в конторе, — велел я Джеку. — Они любят, когда стоит печать. Но ради Бога, поспеши!
— Постараюсь, — ответил он, но его тон не внушал надежды.
Тюремщик снова открыл дверь и коротко сказал:
— Время истекло.
Барак и Джозефина вышли вместе с Этельредой. Жена Филипа плакала, и моя служанка, хотя и сама вся дрожала, поддерживала ее под руку. Дверь снова захлопнулась.
Я сидел рядом с Филипом на его кровати и смотрел на его клиента. Меня пугало состояние Эдварда: я не знал,
— Он сказал вам, что убил отчима?
Коулсвин печально кивнул. Однако Коттерстоук услышал меня и поднял голову по-прежнему с выражением безысходности.