Глухие влажные шлепки наполнили шатёр, что заглушал грохот дождя о кров шатра. Вейя смотрела, как покрывается влагой загорелая сильная шея, грудь, собираясь в ямке между разлётом ключиц, откинулась, вцепившись в его покрытые испариной плечи, чтобы хоть как-то удержаться, прижимаясь лопатками и затылком к твёрдой постели, чувствуя, как горячие дорожки обожгли виски. И каждый следующий толчок вместе с резью, что уходила помалу совсем, зарождалось в глубине живота что-то тяжёлое, расползавшееся густо по всему телу, отчего перехватывало дыхание, Вейя раскрывала губы, хватая воздух. Тамир ещё стремительнее начал двигаться в ней раскалённым железом. От каждого рывка грудь всколыхивалась, и Вейю обжигало стыдом, но ничего поделать не могла, дышала только обрывисто, сопровождая последующие толчки глухими всхлипами, а потом и вовсе тихими стонами. Стало жарко в шатре, даже душно, холод ушёл давно, только безумное движение внутри неё.
— Смотри на меня, Намар, — дёрнул за подбородок Тамир, к себе лицо Вейи поворачивая.
Вейя смотрела через влажные ресницы на кагана. Он так близко, ещё чуть бледный от ярости и гнева, чёрные, совершенно беспросветные бездны глаз, в которых видела пожар, и она горела в нём, тлея углями, горсткой пепла. Вейя позволила ему владеть ей — и пусть скорее это закончится, хотелось плакать от того, как по телу прошлась судорога, когда он входил так твёрдо и быстро, не жалея нисколько. Тамир, поймав подпрыгивавшую в такт его движениям грудь Вейи, сжал в пальцах судорожно и рванулся настолько глубоко, насколько позволяло молодое тело, узнавшее мужчину первый раз, заполняя собой всю её до краёв, потом толкнулся ещё и ещё, раз за разом всё быстрее твёрже и сильнее, совершая размашистые толчки. По его телу прошлась ощутимая дрожь, и Тамир остановился вдруг. Вейе показалось, что каган дышать перестал, а следом почувствовала явственно, как вздрогнула твёрдая плоть, отдалась в глубине тела Вейи напряжённым горячим всплеском, и что-то влажное заполнило судорожно сжимавшееся его плоть лоно. Тамир сжал челюсти, давя в горле грудной стон, обжигая варом своего дыхания.
---------------------------
[1] Би хэсэг (монг) — сукин сын.
[2] Та юу вэ Тамир (монг.) — ты что Тамир.
Глава 62
Вейя ощущала жар его тугого, слепленного из стальных мышц тела, буйное дыхание растекалось по шее и груди. Всё тело дрожало, горело между ног, и хотелось холод даже приложить, чтобы утихло всё.
— Эрэлхэг шувуу, на-Мар, миний, хэн ирэх, та нарт, та надад хнд хэц бацхан шувуу[1]… — низкий голос шелестел над ухом, опаляя влажную кожу. Вейя не разобрала ничего, но взволновало то, как он произнёс слова, совсем по-другому, не как всегда — строго, рубя.
Пронизав пальцами волосы, Тамир посмотрел в глаза её, затылок обхватил крепче, рванулся в последний раз — Вейя только воздуха глотнуть успела, его губы накрыли её, не давая дышать, а только вкушать их: горячие и терпкие, как и вкус его настойчивого поцелуя, что только разморил больше, совсем как вар сбитня, которым угощала ныне та женщина из деревни. Горячий язык Тамира скользнул вглубь рта, больше не позволяя ни говорить, ни думать, ни дышать, разгоняя по напряжённой шее и лопаткам скованность. Вейя влажные ресницы прикрыла, теперь мысли были где-то за гранью вдалеке, осталось только тесное соитие. Тамир, позволив наполниться этими ощущения в достатке, вышел, а Вейя колени поспешила свести. Ни один мужчина так не смотрел на неё, как каган: жадно, страстно, обжигающе. Вейя попыталась прикрыться руками, но Тамир остановил.
— Ты очень красива, Намар, не прячь своё тело от меня.
Он сгрёб её в охапку и, точно куклу тряпичную, на свою грудь водрузил, опрокидываясь на спину. Сырой холод, что клубился в шатре, уже не чувствовался, хоть и лип к разгорячённому телу. По-прежнему шуршал дождь снаружи. Пальцы Тамира сжимали и чуть поглаживали плечо. Вейя старалась не смотреть на него всего обнажённого, и, как ни странно, сейчас не было ничего: ни смущения, ни стыда, ни страха и боли, кроме усталости такой, что пошевелить руками не могла, только тяжесть его тела, гул мощного сердца под расходящимися в глубоком дыхании рёбрами. Вдруг вспомнила о той метке на его боку, что успела заметить, но эта мысль растаяла в стремительно обволакивавшем тумане. Вейю всё ещё трясло, и тянуло внизу живота, но, наверное, впервые за долгое время чувствовала себя расслабленной. Он вытряхнул из неё все силы, всё до капли, оставив плавать в тугих тёплых волнах сонливости, что давили с каждым становившимся ровнее его вдохом.
***