Сел на её колени, чтобы уж никуда не смогла метнуться, к поясу потянулся, распахивая полы своего дегеля, дёргая раздражённо и лихорадочно завязки портов своих широких, запутываясь пальцами в них. Хазарин ругательство выпускал. Ком дурноты подкатил к горлу, Вейя сглотнуло гулко и сухо, понимая, что попалась. Сама пошла, докажи потом, что не так было. Арван, разделавшись с преградой, навис над Вейей медведем матёрым, перехватывая запястья, за голову заводя, одной ладонью к земле прижимая, слез с неё, ударом колена раздвигая её ноги, прижимаясь к оголённым бёдрам пахом и каменным естеством, что упиралось твердью напряжённой. Лицо Арвана в камень обратилось, глаза и вовсе в прорезях темны стали, задрал мешавший и путавшийся между ног подол, распаляясь ещё больше. Оголившую кожу холод стали обжёг и ледяные капли дождя, что с кошмы ветер срывал под навес. Твёрдые пальцы Арвана меж ног протиснулись, легко добравшись до нежной плоти, потёрли напористо и быстро. Вейя зажмурилась, чувствуя саднящее жжение от его шершавых пальцев и губ, скользивших будто наждачкой по шее. Вейя забилась крупной дрожью — что будет теперь? Сердце судорожно сжималось камнем, тупыми ударами о рёбра толкаясь. Голову туманом липким заволокло, а язык к нёбу присох от отвращения. Сквозь отчаяние и дождь, что шелестел по кошме, непрерывно стекая с краёв ручьями, Вейя не сразу услышала стремительно приближавшиеся шаги по влажной траве. Приоткрыла тяжёлые от дождя и слёз ресницы, только и успела, что выхватить всполох костра и кожу сапог, забрызганных дождём. Гневный рык вспорол сознание, вынуждая вздрогнуть и очнуться. Арван дёрнулся, его рвануло назад — только руками взмахнул, опрокидываясь. Но тут же, взревев, извернулся ужом, руку занёс да кулак в пустоте дождливой пронёсся. Тамир увернулся ловко, на себя Арвана дёрнул за шкурку дегеля, как щенка подтащил к себе, тот вскинуться попытался, но удар кагана по колену подкосил хазарина, вынуждая громоздкого Арвана тяжело рухнуть на землю постыдно на колени и затем — локти, едва ли лицом землю не пробороздив.
Внутри Вейи всё в лёд обратилось, во все глаза смотрела на грузно дышавших мужей, всё так быстро произошло, да Вейя каждое движение выхватить успела. Как вздымалась грудь Тамира, как дёргались желваки на впалых щеках Арвана, и надувались вены на лбу.
Арван трудно и сипло дыша, за пояс схватился, не желая так просто сдаваться, поражение своё принять, вырвать хотел нож, видимо, или топор, а пояс свой он снял давно — забыл об этом. Гневно изломались его брови, перекосило лицо яростью, он голову повернул да тут же расправил густые чёрные брови, видимо, ближник только теперь рассмотрел в свет костра кагана.
Глава 61
— Би хэсэг[1], — прорычал сквозь зубы Тамир, резко хлыст расправил, который сжимал в кулаке.
— Та юу вэ, Тамир[2], ты не так, видимо, всё помыслил, сама она пошла, девка эта, согласна была на всё, — полился говор по-руси, может, нарочно, чтобы Вейя слышала и знала.
Короткий взмах, Вейя успела только руку поднести к губам — не вскрикнуть только, гибкий хлыст ужом тонким вспорол воздух, полоснул несчастного, от правого уха Арвана брызнула кровь по лицу и шее. Арван схватился за увечье, кривя губы в немом крике, скалясь от боли. Со следующим ударом, который последовал тут же, Вейя зажмурилась так сильно, что искры посыпались перед взором. На этот раз рёв Арвана ударил по слуху, забился внутри. И Вейя сама была готова закричать от чужой боли.
— Уши тебе больше не нужны, Арван, раз ты ими не слушаешь! — гаркнул Тамир, сбиваясь, будто слова сейчас на ум плохо шли ему.
Вейя хотела вскочить да бежать прочь, но пристыла к земле, не в силах шелохнуться от сковывавшего цепенящего ужаса, когда Тамир вновь руку занёс для удара, хоть Арван корчился в луже, встать не мог.
— Тамир! — кинулся один из ближников кагану, за плечо его хватая, останавливая, да тот смахнул его и прочь толкнул, сам резко головой мотнув, будто силясь избавиться скорее от гнева кипящего, с волос только дождь встряхнулся, который лил не переставая. Тяжело вздымались широкие плечи во вдохе, в котором только и слышно шелест. Тамир, придя в себя, свернул гневно кнут, в кулак сжав, бросил раздражённо им в ближника. — Не смей лезть, Сыгнак, когда я караю тех, кто посмел веление моё нарушить, — прорычал.