– С этим скандалом мы попали под перекрестный огонь СМИ! – закипал майор, явно стараясь не потерять самообладание. – Почему вы, черт возьми, не обратились к общественности, как этого хотела Майбах?
Снейдер не верил своим ушам. Он распрямился и смерил майора холодным взглядом.
– Вы серьезно? БКА не ведет переговоры с убийцами и не позволяет себя шантажировать. Иначе в газетах напечатают, что мы предлагаем преступникам платформу, и тогда к нам будет приходить каждый сумасшедший, кто хочет попасть в СМИ. – Майор собирался что-то сказать, но Снейдер не позволил ему. – Как нам тогда продолжать расследование? Мы спугнем всех, кто стоит за массовыми убийствами этих детей. Они насторожатся, спрячутся и немедленно уничтожат все доказательства. Вы видите альтернативу?
Майор молча подвигал нижней челюстью, затем пробурчал что-то неразборчивое.
– Сейчас все равно не имеет смысла это обсуждать. – Он взглянул на Немез: – Мне очень жаль, что все так случилось. – Затем снова посмотрел на Снейдера и откашлялся. – Наша лаборатория отправила результаты ДНК-теста Майбах в Висбаден.
Снейдер прищурился – желудок у него сжался.
– Вы уже получили ответ?
Майор кивнул:
– ДНК Майбах и вашей арестованной в Висбадене идентичны. Теперь у нас есть подтверждение. Они действительно мать и дочь.
Снейдер кивнул. Он давно это подозревал. И одновременно понял, что они уже по горло завязли в этом дерьме.
Схватки начались грозовой ночью. Магдалена корчилась на матрасе, вцепившись пальцами в серые простыни. Рядом с ней акушерка мыла руки в тазу. На комоде лежали свежие теплые полотенца. Кроме них двоих, на втором этаже парника никого не было.
При каждой вспышке молнии, сразу за которой следовал жуткий раскат грома, помещение озарялось, и через арочные окна яркий свет падал на противоположную стену. Ветер, бушевавший в долине, хлестал дождем в стекла. В этой части здания отключилось электричество, и зажженные свечи беспокойно мерцали на комоде.
Если этой ночью что-то пойдет не так и возникнут осложнения, до монастыря не доберется ни врач, ни машина скорой помощи. Только не этой ночью и не в такую грозу!
А осложнения возникнут обязательно! Хотя ни одну из здешних женщин ни разу не отправляли к врачу, Магдалена поняла, что носит двойню. Они шевелились почти всегда одновременно, давили в живот то ручкой, то ножкой. А когда в моменты спокойствия Магдалена клала ладони на живот, ей даже казалось, что она ощущает, как в такт бьются два маленьких сердечка.
За время пребывания в Бруггтале она, конечно, поняла, что происходило с другими сестрами, послушницами и ученицами интерната. Как их запирали в парнике, когда их округлившиеся животы уже нельзя было скрыть тугими корсетами. Как в тиши ночи из парника до них иногда доносились детские крики. И как сестры затем возвращались к ним в монастырь; со стыдливо опущенным взглядом, не решаясь посмотреть кому-либо в глаза, всегда погруженные в молитву.
Когда у Магдалены не пришли месячные… и когда она поняла, что у нее усилился аппетит… и заметила, как меняется тело, ей захотелось бежать прочь. Но она дала обет и все выдержит. Так захотел Бог.
Очередной раскат грома был настолько мощным, что казалось – колокольня в любой момент обрушится. Магдалена и сама не знала, как под аккомпанемент дождя, грома, вспышек молнии, бури и суровых и бесчувственных слов акушерки сумела родить детей. Иногда ее крик был таким громким, что эхом возвращался к ней через все здание из какого-то дальнего помещения.
И теперь, изможденная, она лежала на матрасе, когда услышала крик двух новорожденных малышей.
Магдалена знала, что той ночью настоятельницы не было в монастыре, потому что она уехала к епископу.
– Пожалуйста, не забирайте у меня детей.
– Хватит говорить ерунду! – напустилась на нее женщина.
– Вынесите моих детей отсюда, – взмолилась Магделена. – Я не сумасшедшая. Мои дети здоровы. Я это слышу. Я это чувствую. Сделайте так, чтобы…
– Замолчи!
А затем все помещение озарилось, стало светло как днем, земля задрожала, и раздался такой грохот, что ударная волна, словно невидимым кулаком, сжала сердце Магдалены.
Акушерка испуганно подняла голову, растрепавшиеся волосы падали ей на лоб.