Метка смерти

– Моему адвокату удалось настоять на том, чтобы психическая нагрузка от моей службы в армии была учтена в мою пользу, – пояснил он. – Еще болит?

Она пошевелила пальцами левой руки.

– Три недели на больничном, месяц реабилитации, физиотерапия – и я как новенькая.

– Мне очень жаль.

– Забудь. Как твоя нога?

– Все в порядке. Ты пожалела кость, это была просто рваная рана.

– Знаю.

Он кивнул:

– Конечно, знаешь.

– В письме ты написал, что в дополнение к сроку тебе настоятельно рекомендовали пройти психотерапию против агрессии.

– Это смягчило бы наказание, но я отказался. У меня есть собственная терапия.

– Ты кажешься спокойнее и уравновешеннее. Похоже, она работает, – заключила Грит.

Шэффер кивнул:

– Определенно.

– И ты контролируешь свою ярость и ненависть?

– Угу. Этому учишься в тюрьме, иначе оттуда живым не выйти.

Принесли напиток Грит, и она залпом осушила стакан.

– Какой самый страшный опыт в твоей жизни?

Она думала недолго.

– Время в приюте.

– Где это было?

– В Куфштайне, – пояснила она. – Мне приходилось спать в одежде, чтобы ее не украли.

– Ты поэтому все выпиваешь залпом? Чтобы никто не отобрал?

Она подумала, затем улыбнулась.

– Наверное.

– У меня тоже время в приюте самое страшное.

Она усмехнулась.

– Против этого пять недель обучения летом и зимой, а также военные действия в горах были легкой прогулкой.

– Афганистан в сравнении с приютом показался летним путешествием.

Они оба рассмеялись – впервые, затем Грит приподняла рукав свитера и показала уродливые шрамы от ожогов и порезов. – Это тоже из приюта.

– Другие дети? – спросил он.

– Надзирательница. Сигареты и осколки стекла по очереди.

– Вау. – Томас наклонил голову, раздвинул на макушке волосы и показал ей длинный шрам, который в свое время был зашит девятью стежками.

– Неплохо. Можно? – Она коснулась кожи его головы. – Нож?

– Стеклянная дверь, в которую меня швырнули.

– Другие дети?

– Надзиратель, потому что я не дал себя изнасиловать.

Грит помолчала.

– Изнасиловать? – наконец спросила она.

Он кивнул:

– Мне было тогда семь. Я сломал ему нос.

– Очевидно, нас связывает больше, чем я изначально думала, – вздохнула она. – После приюта в Регенсбурге ты пошел в БКА и затем в бундесвер, верно?

Шэффер кивнул.

– После приюта я посещала спортивную гимназию в Иннсбруке, а потом пошла в армию. Это была моя терапия. – Она выдержала паузу. – Ладно. Ключевое слово терапия. Полагаю, я здесь поэтому. Или по какой-то другой причине ты обязательно хотел со мной поговорить?

Он нагнулся вперед и понизил голос.

– Чтобы долго не ходить вокруг да около: мы ведь оба считаем, что можем быть близнецами, так?

Грит сжала губы.

– И что нас разлучили после рождения, – продолжал он.

Грит помолчала, затем кивнула.

– Мы могли бы сделать ДНК-тест, чтобы убедиться, – предложила она.

Шэффер махнул рукой.

– Пока я не знаю, почему нас разлучили, не хочу поднимать шумиху и привлекать к нам внимание каких-либо учреждений. – Это прозвучало драматичнее, чем планировалось.

– Что, если мы сделаем тест в Чехии? – предложила Грит.

Он помотал головой.

– У меня есть другая идея.

Она с любопытством взглянула на него.

– Я был в моем бывшем приюте в Регенсбурге, хотел взглянуть на документы, как и где меня нашли. Но их больше нет. Разрыв водопроводной трубы в подвале более десяти лет назад все уничтожил.

Грит скептически прищурилась.

– И дальше?

– Твои документы могли сохраниться. В Куфштайне. Но чтобы это выяснить и взглянуть на них, мне нужна ты.

– Что тебе это даст?

Он не стал торопиться с ответом, сделал большой глоток из своей бутылки. Затем нагнулся вперед.

– Я хочу найти нашу мать.

– Зачем? Чтобы спросить ее, почему она от нас отказалась?

– Не только. Я хочу выяснить, кто мы, откуда и почему нас разлучили…

Кивнув, она добавила:

– И кто наш отец.

День четвертый Бруггталь, Верхняя Австрия Понедельник, 15 мая

Глава 32

На следующее утро войдя в БКА, Сабина узнала от вахтера Фальконе, что Снейдер еще не приехал. Значит, он застрял в Берне, где вместе с Хоровитцем улаживал бумажные дела. Несмотря на особые полномочия, все оказалось не так просто, как только к расследованию подключились службы другой страны. Поэтому вчера ночью она прилетела одна, сняла дома бинты, еще раз обработала раны, заново заклеила пластырем, приняла обезболивающее лекарство и прилегла. Пока она не пыталась сжать руку в кулак, все было в порядке.

Теперь она с Тиной поехала на минус второй этаж, чтобы снова допросить монахиню.

– За все это время женщина не произнесла ни слова, – проинформировала ее Тина. – Все попытки психологов и специалистов по допросам провалились.

– Ее не впечатляет даже угроза недельного одиночного заключения, – удивилась Сабина.

– Видимо, это ненамного отличается от жизни в монастыре. – Тина закатила глаза. – И она молится.

Обе вышли из лифта и направились вниз по коридору.

– Что еще ты вчера выяснила? – спросила Сабина.

– Мы разыскали брата монахини. Зено Энгельман даже живет не так далеко отсюда, в регионе Средний Гессен, в Марбурге. Я уже сообщила об этом Снейдеру.

Сабина удивленно взглянула на нее.