Метла системы

– Линор, глянь вон туда. Что это за блик, там, на воде? Это солнечный блик от бинокля?

– …

– Господи боже, это он. Линор, что происходит?

– …

– Это он. Это Ланг, в лодке. Они гребут сюда. Они следили. Линор, что кричит Ланг? Это Ланг, который кричит?

– Рик, я всё объясню…

– Вообще не проблема. Погоди-ка… Надо мне поспешить.

– Это что такое?

– Это наша связь, Линор. Я тебя прощаю.

– Наручники? Ты собираешься простить меня наручниками, на которых написано «Пещера подчинения Бэмби»?

– И… болезненно прекрасная женщина той же самой ночью возвращается в больничную палату дантиста с романом «Мактиг». Приходит в ночи к оцепенелому дантисту и выстукивает. Выстукивает финал «Мактига». Кульминацию книги. С тобой когда-нибудь случалась кульминация «Мактига»?

– Рик, ты только успокойся.

– Кульминация в том, что Мактиг, дантист, прикован наручниками к трупу злейшего врага, Маркуса Шулера, посреди пустыни.

– Пустыня? Наручники? Трупы? Вот блин. Энди! Энди!

– Энди? Нет, Шулер.

– Рик…

– И пока она это выстукивает, нежнее нежного, стараясь не причинить ему боли большей, чем уже причинила, она глядит на дантистово недвижное лицо и видит, как одинокая слеза нарастает на почти что сомкнутом снотворным глазу, устремляется вниз по щеке и безмолвно поглощается хлопковой повязкой. Женщина тоже рыдает, беззвучно… И достает наручники, приобретенные с большими финансовыми и репутационными издержками… и… соединяет себя… с запястьем дантиста-теоретика, его бездейственным запястьем…

– Ты что делаешь? А ну пусти!

– …И отлично смазанные… наручники делают щелк.

– Иисусе, Рик. Вот оно. Ты сейчас же снимешь эту штуку. Ты меня отпускаешь. Я говорила, ненавижу все эти пытки и муки, но тебе все равно! Ты больной!

– Пытки и муки? Линор, я тебя прощаю.

– Что́ ты прощаешь, бога ради? На помощь! Энди! Нил!

– Линор!

– Черт подери, Рик, вот оно. Никаких разговоров. Я хотела поговорить, я сказала: Рик, давай поговорим, – но нет, и отлично, забудь, извини, но вот оно.

– Мой центр, моя референция, теперь мы соединены! В отвержении и подчинении! Наши тела – пустая шелуха!

– Надеюсь, у тебя есть ключ. Боже, Энди, глянь, есть ли у него ключ.

– Что тут, на хер, происходит?

– Ты не видишь? Он нас с ним сковал!

– Слушь, ты, сардель, выблевывай ключ, или тебе жопа в два прихлопа.

– Ты уволен, Ланг! Освобожден от должности!

– На хрен такую должность. А ну отпусти мадемуазель.

– Линор, мы вместе скукожимся внутри нашей шелухи. Мы истечем собой в небо. Понимаешь?

– Встангер, он плачет? Засраныш плачет?

– Нил, заткнись.

– Рик, прошу, не надо. Давай просто поговорим. Не надо сидеть на песке и плакать. На тебя все смотрят. Давай встанем.

– Мы соединимся в свете небесном, Линор. Ты видишь свет небесный? Всякий восход и закат напитаются из наших вен. Нас рассеет повсюду. Мы будем всем. Мы будем гигантские.

– Бляцкая мелодрама.

– Нил, заткнись.

– Самые-самые.

– Слушай сюда, Эр-Ка, давай ты встанешь прямо, мы переговорим, и ты отомкнешь эту херню.

– Она прикована, к трупу, в Пустыне. Ты разве не видишь… иронии?

– Встангер, хочешь, я вмиг сюда копа приведу?

– Не будь она трехмерной, она не попалась бы! Ты понимаешь? Трехмерная шелуха!

– Линор, я думаю, у старины Эр-Ка из колоды выпали кое-какие карты.

– Рик.

– Вот где мы будем. Настолько неимоверны будем мы, что накормим собой целое небо! Ты понимаешь? И чья это вина в конечном итоге?

– Эу, Рик, ты чего? Здесь нет вообще ничьей вины.

– Именно. Именно. Это ничья вина. Мы все согласны.

– Рик…

– Линор, золотце, куколка, я от тебя без ума. Пусть хоть все знают. Я от тебя без ума как от личности. Эр-Ка может вешать на тебя любое дерьмо. Теперь ты моя. Пусть весь мир узнает. Эй, вы все! Я без ума от этой мадемуазели!

– Мы в небе. Мы тебя не слышим.

– Отъебись, Эр-Ка. Слушай, Линор, я сейчас возьму и просто разорву эту бляцкую цепь. Лады? Думаю, у меня получится. Я разрывал такую херню и раньше.

– Давай, Ланг, попробуй. Давай, вперед, пробуй, сам увидишь, что будет!

– Линор, лады?

– …

– Ты готова?

19. 1990

Когда прошлым вечером Линор Бидсман плакала на глазах Эндрю Земновондера Ланга, она плакала на глазах кого бы то ни было впервые в жизни, вообще.

Рик Кипуч плакал на глазах очень много кого.

20. 1990

Хаос воцарился в холле Центра Бомбардини вскоре после того, как Линор Бидсман, выбешенная практически по самое не могу, явилась забрать личные вещи из коммутаторной «Част и Кипуч» / «Компании Бомбардини».