Бенни приехал в Чили в 1975 г. После более десяти лет работы в Бангкоке его перевели сюда на должность экономиста ООН. Когда-то в Канзасе он полюбил Северную Америку, но в Латинской Америке оказался впервые и, конечно, был в восторге. Он приехал с женой и детьми, которые изо всех сил учили язык.
Они очень быстро узнали, как живется при Пиночете. Как-то вечером Бенни решил прогуляться по центру Сантьяго и посмотреть фильм. На улице его остановили двое
Подозрительно было уже то, что он куда-то идет. В Сантьяго действовал комендантский час — и он приближался. Однако подозрение вызвала и расовая принадлежность Бенни. Точно так же поддерживаемые США военные травили его общину только за то, что они были китайцами, а диктатура Сухарто заставила официально изменить имя на Бенни Видьоно, когда он работал в Бангкоке. Ровно по тем же причинам его лицо и в Чили вызывало подозрения.
К этому моменту своей жизни Бенни достаточно хорошо знал испанский язык, чтобы понять слова копа: «Хочешь, чтобы я тебя забрал?» Подтекст был ясен Бенни как день. Хочешь оказаться за решеткой, подвергнуться пыткам и, может быть, остаться там на веки вечные? Ты понимаешь, что можешь исчезнуть этой ночью?
Бенни изо всех сил старался вести себя с копами максимально вежливо. Это сработало — тот парень всего лишь хотел немного его припугнуть, и это сработало, — и Бенни позволили уйти. Однако за первые несколько недель пребывания в Чили он понял, что даже его шикарный ооновский кабинет не является убежищем от хаоса этой жестокой диктатуры. Точнее, хаос проникал туда как раз потому, что это было убежище. Пока Бенни с коллегами находились на службе, молодые китайцы прибегали к комплексу ООН, спасаясь от властей, и перепрыгивали через ограду. Внутри этих стен тайная полиция не могла их арестовать, потому что здания ООН, расположенные на южном берегу реки Мапочо, обладали определенной автономией. Эти молодые мужчины и женщины были по большей части членами левой партии MIR, прислушавшейся к предупреждению, которым стала бойня в Индонезии в 1965 г.: они присоединились к доктрине вооруженной революции. Бенни видел, как молодежь все прибывает и прибывает, разбив на территории комплекса нечто вроде лагеря, ночуя на матрасах на полу и изыскивая возможность покинуть страну. Вряд ли они знали, что в рамках операции «Кондор» их могут настигнуть в любой точке земного шара, даже если все-таки удастся выбраться отсюда.
Пиночет ненавидел организацию, где работал Бенни. С его точки зрения, вся ООН представляла собой, по сути, коммунистический гадюшник. Что еще хуже, Бенни служил в Экономической комиссии для Латинской Америки и Карибского бассейна (Economic Commission for Latin America and the Caribbean, CEPAL). Это, в глазах Пиночета и его мировых союзников, был оплот неприемлемо левой экономической мысли. Экономическая комиссия являлась эпицентром, откуда распространялись теории экономики развития и зависимости; новый диктатор Чили, напротив, возвысил группу чилийских экономистов с серьезными связями, которые отучились в Чикагском университете и отдавали предпочтение радикальному развороту к экономике свободного рынка. Эта компания, получившая впоследствии неофициальное название «чикагские мальчики», была гораздо более нахрапистой, чем даже старые знакомцы Бенни по Индонезии — «мафия из Беркли». Их взлет оказался незапланированным — смыслом существования правительства Пиночета был антикоммунизм, а не рыночный фундаментализм, но под приглядом этих экономистов Чили стала первым в мире испытательным полигоном «неолиберальной» экономики. Комиссия же, где работал Бенни, давала рекомендации, которые отныне не приветствовались{558}.
Тем не менее вскоре Бенни стали приглашать на шикарные мероприятия в
Именно там, поднявшись наверх и едва только вступив в роскошно выглядевший квартал, Бенни впервые увидел эти надписи: «Джакарта близко», «Джакарта грядет» или просто «Джакарта».
Это показалось ему удивительным — пришлось расспрашивать окружающих, что именно означают эти граффити, откуда взялись такие лозунги. Уразумев, о чем речь, Бенни был потрясен. Название столицы его родины теперь означало не космополитичность, не солидарность третьего мира и справедливость во всем мире, а только одно — реакционное насилие. Слово «Джакарта» обозначало безжалостное истребление людей, организовавшихся, чтобы построить лучший мир. И вот он оказался в другой стране, также поддерживаемой США, власти которой восхваляли эту историю, вместо того чтобы осуждать.
Надписи были повсюду. Однако постепенно они исчезали.