Метод инспектора Авраама

– Я не прячу. Наличность лежит во внутреннем кармане моего пиджака, висящего в шкафу, Офер об этом знает. И когда меня нет, они с Ханой берут деньги оттуда. Кредитной карточки у него нет. И он ничего не взял. Это первое, что я попросил Хану проверить.

Инспектор вспомнил, что мать Офера говорила ему это.

– Вы с тех пор, как вернулись домой, не заметили никакой пропажи из квартиры? Чего-то, что он мог взять с собой? – продолжил он расспросы.

Листки перед ним заполнились записями. Косые строчки, написанные синими чернилами. На этот раз пальцы полицейского были чистыми.

– Есть еще что-то, что вам хотелось бы сказать, а я об этом не спросил? – сделал он еще одну попытку побольше узнать об Офере.

Но отец подростка отрицательно помотал головой.

С матерью Офера Авраам этого не посмел бы, но он чувствовал, что Рафаэль Шараби – человек крепкий, и поэтому решился еще на один вопрос:

– Скажите, что вам подсказывает чутье, где сейчас Офер и что с ним случилось? Попытайтесь себе представить, где он в данную минуту.

Ответ Шараби был неожиданным:

– Без понятия. Я очень на него зол. Знаете, сколько б я дал, чтобы это узнать? Я сказал Хане, мол, верю, что он решил на несколько дней сбежать из дома. Нас попугать. Может, мы что-то ему сделали, может, он обиделся… Но я тоже сержусь – за то, что он нам преподнес. Особенно Хане. Она не может поверить в это. Считает, что с ним что-то случилось.

Полицейский и представить не мог, что Рафаэль будет говорить о том, как он сердится. Может, это был способ не думать о худшем из вариантов? Представлять себе их встречу. Продолжать разговор с Офером, как говорил с ним всегда… Переходил ли порой гнев отца в насилие? Бил ли он Офера перед тем, как тот стал подростком? И снова глаза инспектора обратились на крупные руки Шараби.

– А и вправду, как ваша жена? – спросил он.

– У нее сны. Кошмары, – сказал Рафаэль. – До вчерашнего дня ей приходилось справляться со всем самой. Она почти не спит.

* * *

Илана была в курсе дела по поводу расследования Шрапштейна и сказала, что, по ее мнению, вызов подозреваемого на допрос – идея правильная.

– Подозреваемого в чем? – спросил ее Авраам Авраам. – С чьей точки зрения?

– С нашей, – сказала Лим. – Вызови его. Надо исключить любую вероятность, какой бы она ни была.

Беседа инспектора с Рафаэлем Шараби не произвела на нее впечатления. Не впечатлило ее и то, каким образом восполнилась вся картина. Вариант, за который ухватился Эяль, понравился Илане куда больше. Авраам постучался в дверь Шрапштейна, а потом позвонил ему по телефону и спросил, сможет ли его коллега приехать в участок, чтобы допросить Зеева Авни. Эяль ответил отказом. Он был занят собственными расследованиями – как раз получил от инспекторши по надзору за условно освобожденными важную информацию о подозреваемом, живущем по соседству. На прошлой неделе тот с ней не связался, хотя обязан был это сделать.

Аврааму Аврааму ничего не оставалось, как ждать Зеева в своем кабинете.

Может, Илана и права. Несмотря на откровенность беседы и восполнения картины, инспектор не очень-то понял, каковы отношения Рафаэля Шараби с сыном – кроме того, что отец подолгу отсутствует. Но ведь после каждого плавания он по многу дней оставался дома. Когда Авраам спросил, с кем дружит Офер, Рафаэль пожал плечами:

– Не думаю, что у него много друзей. Не знаю.

Кроме рассказа о том, что Офер научил его пользоваться Интернетом, в словах отца мальчика не прозвучало ничего о близости между ними – все остальные разговоры были лишь об ответственности, чувстве долга и взаимопомощи. Дочерью занималась одна только мать. Отец, когда бывал дома, помогал с младшим сыном. Отводил его утром в садик, вечером купал… А Офер?

Авраам Авраам оглядывал стены своего кабинета, где не было ни окна, ни картинки, и думал про Игоря Кинтаева, томящегося в ожидании вердикта в камере предварительного заключения. Внезапно в нем вспыхнуло желание умотать в Брюссель. Самолет взлетает в Бен-Гурионе и направляется на запад. Летит над морем. А контейнеровозы плывут себе далеко внизу…

Еще пара дней.

Если не свалится ничего неожиданного. И не придется в последнюю минуту отменить полет.

Что он будет делать неделю в обществе Жан-Марка Каро?

Безбашенный бельгийский флик, тот, что будет принимать его в Брюсселе, возник тогда в аэропорту Бен-Гурион в черном костюме и галстуке. Это был мужчина лет тридцати, а то и моложе. Высоченный, что твой баскетболист, и красавец, прямо киноактер. А Авраам Авраам в праздничной полицейской форме стоял там дурак дураком с плакатом «Jean-Marc Karot». Было это в конце марта, в послеполуденное время. Погода стояла дивная. Первой фразой, произнесенной бельгийцем после того, как Авраам объяснил ему, что отвезет его в Тель-Авив и назавтра присоединится к нему на работе в участке, было:

– Блеск! Закинем чемодан в номер и – по телкам.