Подшить ли это письмо в папку дела? Или выбросить в мусор? Или сохранить до последующего следствия, с которым, как выяснится, Зеев Авни как-то связан? За все годы работы в полиции Авраам не встречал человека такого типа, как Авни, приложившего все возможные усилия к тому, чтобы стать объектом для полицейского расследования. Судя по всему, Зеев испытывал острую потребность в чем-то исповедаться, только вот инспектор не сумел обнаружить, в чем именно. Может, Авни и сам этого не смог.
Марьянка прилетела неделю спустя. В понедельник, в четыре дня. Коротко подстриженные каштановые волосы; синие джинсы и розовая кофточка, коротенькая, в цветочек; на ногах спортивные туфли. Они с Авраамом дважды расцеловались в щеки, после чего он взял у нее серебристый чемодан и покатил его к стоянке. При этом инспектор не смог не вспомнить про чемодан, в который был запихнут Офер, и его гостья как будто бы заметила тень, набежавшую на его лицо.
В предыдущий уик-энд Авраам привел в порядок квартиру. Много месяцев миновало с тех пор, как там в последний раз побывала женщина, и почти два года с тех пор, как она осталась в ней ночевать. В четверг, в последний рабочий день, инспектор, смотавшись пораньше, поехал в промышленную зону Южного Холона и купил там раскладной диван, а потом опустошил маленькую комнату, служившую одновременно кабинетом и кладовкой. Коробки со старыми бумагами, частично связанными с работой, а частично – с личной жизнью, он спустил на склад под лестницей, два пыльных вентилятора и старую стереосистему выбросил в мусорный бак, а рабочий столик с компьютером перенес в гостиную. Когда наступил вечер, Авраам при унылом свете от свисающей с потолка грязной люстры надраил окна, понадеявшись, что ничего не упустил. А наутро выскреб остальные комнаты, в особенности кухню, и поехал в Тель-Авив отовариться на базаре Кармель – накупил зелени, фруктов и разных специй с орешками, и приобрел новое белье для раскладного дивана, который доставили в воскресенье утром. Он не знал, будут ли они с бельгийской гостьей ужинать дома, да и вообще не знал, будут ли они проводить вместе все то время, что Марьянка проведет в Израиле. В субботу он на всякий случай многие часы рыскал по Интернету в поисках лучших ресторанов Тель-Авива, а кроме того, решил, что если Марьянка предпочтет обед или ужин у него в квартире, он скажет ей, что обычно ест не дома, и пригласит ее сходить на пару за покупками в местный супермаркет. Стоит ли ему строить планы на вечера, полицейский тоже не знал.
Квартира Марьянке понравилась. Она осторожно ходила по гостиной, будто находилась в гостях у кого-то совершенного чужого, осмотрела картины, развешанные по стенам, и фотографию в черно-белой рамке, на которой отец вез маленького сынишку на раме велосипеда по деревенской дороге, прочла названия дисков, расставленных на высокой металлической полке, и остановилась возле этажерки с книгами.
– Это те детективы, о которых ты мне рассказывал? – спросила она. Почти все книги были на иврите.
– Да, и они тоже. Я покажу тебе гостевую, – сказал Авраам и отвел ее в освобожденную комнатушку. Без коробок и столика с компьютером, но с раскладным диваном, голубыми подушечками и маленькой люстрой, которую он успел купить утром, эта каморка казалась просторной и светлой.
Инспектор предложил гостье поехать в Тель-Авив или в Яффу – поужинать и поговорить о планах ее пребывания. Но Марьянка устала от долгого сидения и поездок, и ей хотелось размять ноги. Она спросила, нельзя ли сходить в Тель-Авив пешком, и ее коллега расхохотался.
– Тогда пройдемся здесь. Мне хочется прогуляться, – предложила девушка.
– Но тут не на что глядеть и негде поесть, – возразил инспектор.
– Ты здесь живешь, правда? – сказала Марьянка. – Значит, здесь, конечно же, есть на что поглядеть. Я попала в город, где никогда не была. Думаешь, это может быть скучно? Кстати, как ты его назвал?
Они гуляли по улицам Холона. Гостья шла медленно, рассматривая жилые дома, лица прохожих и то, как они одеты, будто приехала в Нью-Йорк или выполняла какое-то тайное шпионское поручение. Лишь по одной улице нельзя было идти, и Авраам повел ее кружным путем. На обратном пути они прошли мимо дома его родителей на улице Алуфей Цахал.
– Когда же я наконец с ними встречусь? – спросила девушка.
– Придут к нам на свадьбу, там и встретишься, – отозвался ее спутник.
Все было странно и по-другому, будто они продолжали гулять по Брюсселю. Они говорили по-английски, и Авраам Авраам подумал, что впервые говорит на чужом языке в городе, где родился и прожил почти всю жизнь.
– Что случилось с Гийомом? – спросил он Марьянку.
– Ничего особенного, – сказала она. – Я уже через две недели поняла, что не влюблена в него, но мне не удавалось с этим покончить. Второй раз наступаю на те же грабли – начинаю хороводить с кем-то с работы…
– И что же он?
Девушка улыбнулась.
– Он в меня тоже не влюблен. Думаю, он втайне вздыхает по Элизе, жене Жан-Марка.
Это звучало логично.
Пока Авраам искал в кармане ключи перед дверью своей квартиры, Марьянка вдруг сказала: