Метод Нортона

Дочь их, двадцати четырёх лет от роду, была вылитая копия матери не только внешне, но и по характеру. Мисс Оливия, низенькая прехорошенькая девица, сразу овладела моим сердцем. С её стороны она также проявляла симпатию ко мне, но пока я не решался стать для неё более, чем другом. Во-первых, в то время я сильно погрузился в изучение всяческих наук и пока не решался на семейную жизнь. Во-вторых, при всей нашей искренней дружбе с профессором, я не был полностью уверен в его одобрении нашего с Оливией брака. Томас Бэлл имел во владении красивейший особняк и большое состояние, а у меня не было ни того, ни другого. Короче говоря, наше с Оливией общественное положение было слишком различно.

Теперь читатель ознакомлен со всеми членами этого семейства. Но я ещё не успел упомянуть о содержании полицейского отчёта, полученного мною третьего декабря. Он был краток и содержал следующие сведения:

«02.12.1918. К полицейскому экипажу, дежурившему на …-стрит, обратилась явно потрясённая женщина по фамилии Кларксон. Она представилась уборщицей в университете, расположенном неподалёку, и сказала, что нашла в лаборатории бездыханное тело мужчины. На место тотчас отправились три полисмена, которые предприняли необходимую меру предосторожности: объявили студентам, уже прибывавшим в университет, что занятия начнутся позже обычного в виду чрезвычайного происшествия. Миссис Кларксон провела полицейских к лаборатории, а позже была допрошена в полицейском участке. По её словам, она производила утреннюю уборку в помещениях кафедры, как вдруг наткнулась на тело в лаборатории, которое тотчас опознала: это был мистер Томас Бэлл, профессор. После этого она сразу позвала упомянутых полисменов. Нет оснований полагать, что она дала недостоверные показания. Лаборатория была тщательно осмотрена, и никаких признаков насильственной смерти не обнаружено. Полиция полагает, что виной всему сердечный приступ.»

На этом заканчивался отчёт, но не мои предположения. После похорон я пуще прежнего утвердился во мнении, что профессор был убит. Теперь, после длительных размышлений, у меня уже появились некоторые доводы в пользу моей версии.

Во-первых, весьма странно, что Томас Бэлл обрёл упокоение в лаборатории. Первого декабря около семи часов вечера я лично простился с ним в стенах университета и через окно увидел, как он сел в экипаж. Через четверть часа я запер лабораторию на ключ, как делаю всегда, и пошёл к себе.

Положим, профессор приехал домой в семь тридцать, тогда вновь появиться в университете он мог не раньше восьми, а скорее всего позже. В это время главный вход был уже закрыт, следовательно, войти мистер Бэлл мог только через чёрный. Но с какой целью он вернулся? Маловероятно, что профессор мог забыть какие-то вещи в лаборатории, потому что об этом не упомянули ни полисмены, ни их отчёт (а такие подробности всегда вносятся туда!) Следовательно, Томас Бэлл преследовал какую-то неизвестную причину, возвращаясь к этому месту.

Следующая странность заключалась в разбитых сосудах, о которых я уже упоминал. Дело в том, что в нашей лаборатории очень широкие проходы даже для такого большого помещения, каковым она является, и профессор никак не мог задеть стеклянные ёмкости с разных столов (а именно так и было, насколько я помню их расположение накануне), даже если бы вытянул обе руки в стороны. Для меня было очевидно – это признак борьбы и сопротивления, которые мистер Бэлл оказал убийце или убийцам.

Пока что это было лишь два незначительных для посторонних глаз факта, указывающих на возможное преступление. Но даже с такими незначительными доказательствами я осмелился обратиться к поверенному покойного, с которым я был хорошо знаком.

IV

9 декабря. Теперь, после смерти моего уважаемого друга, на меня были возложены обязательства управляющего кафедрой, покуда не будет найдена замена. В связи с этим мне стало гораздо сложнее выкроить время для моих дел, и только вчера вечером удалось посетить поверенного. Пришлось поспешить: был поздний час, и мистер Питерс мог покинуть контору с минуты на минуту. К счастью, я застал его ещё внутри, и тот пригласил меня в кабинет.

Я подробно изложил догадки насчёт гибели профессора. Внимательно, но без энтузиазма выслушав меня, поверенный дал исчерпывающий ответ со своей, юридической точки зрения.