Метод Пигмалиона

Ходить на тренировки я больше не собирался. Мне не хотелось все это снова переживать и тем более быть изнасилованным. Я, как и любой человек с депрессией, плохо спал, потому что стресс никак не мог разрешиться во сне и негативное состояние экспоненциально нарастало, заставляя меня просыпаться от перенапряжения.

Любой сон – это всплывающее прошлое человека. Именно поэтому сон всегда является набором ассоциаций внутреннего состояния. Чтобы прийти в себя, мне нужно было решить проблему в своем воображении или в реальности. Но решить нужно было обязательно, иначе мне бы пришлось жить с ней всю жизнь в каких-то новых проявлениях и приходящих формах.

Представление о том, что сны человека – это прошлое, подтверждает неспособность подсознания конструировать новые образы без участия сознания. Бессознательно мозг может только упорядочить информацию для хранения или использовать старый опыт в качестве проекции в сновидения, но не более того. В противном случае, многие животные проявляли бы себя творчески, самостоятельно создавая новое в себе, а не действовали бы строго инстинктивно, оперируя лишь опытом. В таком случае, феномен вещих снов предполагает либо ответ из уже упорядоченных вещей и событий, либо, если сон детальный, то есть сбывается точь-в-точь или содержит не известную ранее информацию, он является слепком прошлой жизни, которую человек постоянно проживает и потому видит обрывки уже когда-то случившегося и теперь случающегося вновь. Сны, в своей сути, проективны. Таким образом, сон – это всегда прошлое человека или интерпретация прошлого, но никогда – будущее.

ГЛАВА V

В школе после случившегося я был пассивен и рассеян. На просьбу преподавателя истории выйти к доске и рассказать параграф дал отказ и ожидаемо получил двойку. Но мне было на это наплевать. Все-таки взрослым очень трудно понять детей, потому что они живут в другой полярности. Для среднестатистического взрослого основной является предметно-денежная ориентация, в то время как для ребенка – личностно-коммуникативная. Для одних общественные конфликты – незначительное явление, а для других – это целый мир. И наоборот. Взрослые оценивают детей по собственной шкале, в которую те должны уложиться. Я, как мог, пытался решить свою внутреннюю проблему, а меня весь день дергали учителя. Так в голове возник вопрос: почему люди с депрессией не освобождаются от занятий в школе или труда на работе? Тут же нет большой разницы, это ведь тоже болезнь!

После школы я возвращался домой, пинал камни и думал о том, что мне рассказывал тренер. Задавался вопросом: правду ли он говорил или придумал это все для того, чтобы меня растлить? Добравшись до интернета, я ввел поисковые запросы о Спарте, эстетике древней Греции, нравственном облике в Афинах, о красоте и прочих вещах, на которые получил утвердительные ответы. Тренер не врал. Не везде он был точен, но, так или иначе, сказанное им было правдой. При прочтении я испытал даже некоторое возбуждение, и это меня напугало. Но нельзя было отменить происходящего: я испытал некоторое желание, просто читая о том, что раньше гомосексуальность была нормой. В голове резонно возник вопрос: уж не гомосексуал ли я? И как понять, какая у меня ориентация? Мысль о том, что у меня нетрадиционная ориентация, вызвала испуг. Я боялся об этом думать всерьез, но оно словно само возникало в голове и навязывалось выйти на сцену мыслей, предлагая себя к обсуждению. Спросить было не у кого. Я остался один на один с довольно важным вопросом, который коренным образом мог перевернуть всю мою жизнь за секунды. Я чувствовал себя каким-то неправильным, неприятным, словно другая ориентация была уродством. Взгляд в зеркале отталкивал. Со временем, то, что меня пугало, начинало читаться в лице и повадках, поэтому я пытался разглядеть в чертах своего лица намек на свой ответ, но он так и не раскрылся. Страх порождал мысли о предмете страха и навязывал их мне, чтобы я мог преодолеть его, но сознание не понимало причин всплывающих мыслей и пугалось, пытаясь закрыться. Неопределенность требовала принять какую-то позицию. Пусть даже не ту, что мне нравилась, но лишь бы уже перестать мучиться незнанием. Неопределенность изматывала.

Я решил оставить представления о своей сексуальной ориентации в рамках гетеросексуальных предпочтений и постарался больше не думать об этом. Так было проще. И, чтобы подтвердить, как мне казалось, свою ориентацию, я решил записаться в новую секцию по боксу, правда, не совсем понимая мотив своего решения. Наверное, я оперировал стереотипом «нормальная ориентация – сильный мужчина». Хотя внутри понимал, что стереотип глупый и тренер тому подтверждение. Я не осознавал, что просто хотел пережить стресс иначе.

В новое место я пришел сам. Там было больше молодежи, и секция была какой-то другой, это витало в воздухе. Люди в ней подшучивали друг над другом и, в том числе, надо мной. Разминка в секции тоже была другой.