- Две недели? Чем ты таким была занята, что не могла найти минутку позвонить матери?
Выдыхаю. Это будет сложно. Но я должна. Это же моя кровь, родня. Я их очень люблю. И всё для них сделаю. И этот разговор переживу, что бы она сейчас не наговорила.
- У меня сейчас не самый лучший период в жизни, мам. Я должна со всем разобраться.
- Значит, это правда? – Вкрадчиво. – Вы с Лёшей разводитесь?
- Мы уже развелись.
Пауза.
- Но это невозможно! Он только недавно нам звонил…
- Я знаю. – Намеренно перебиваю. – Этот вопрос решён. Мы с Лёшей больше не семья.
- Вы никогда ей и не были. – Фыркает мама. Чем изрядно удивляет меня. – Ты на себе тащила эту тягомотину. Наконец-то одумалась.
Присаживаюсь на диван. Чтобы не упасть.
Думала, меня уже ничем не удивить. Но это же моя мама…
Сама «мисс непредсказуемость».
Ещё совсем недавно ратовала за крепкий союз и нашу с Алексеем «счастливую» семью, а теперь готова плясать ритуальный танец на костях неудачного брака.
- Когда ты к нам приедешь? Поговорим обо всём…
- Я не знаю, мам, честно. – Процедура раскладывания по полочкам моего распутного поведения что-то не прельщает. – Пока времени нет. Может, на следующей неделе смогу.
- Ты всегда отнекиваешься. Ничего не знаю, чтобы в воскресенье была у меня.
Мама категорична. И она в чем-то права. Нельзя игнорировать родственников. Они – всё, что у меня есть. А в свете последних событий я стала об этом забывать.
И всё из-за этого Удальцова, будь он неладен.
Ну вот…
Опять вспомнила.
- Хорошо, я постараюсь приехать в воскресенье.
Сдаюсь.
- Вот и отлично. Я вкусненькое что-нибудь приготовлю. Сашка поди к Алёнке своей ускачет опять, так что посидим девочками, посекретничаем.
Стоп.
Вот это поворот.
- Погоди, у Сашки, что, девушка?
Страдальческий стон на том конце провода.
- Вот видишь! Совсем от нас отбилась! Две недели уже, как сообщил. Счастливый ходит. – Чувствую, как мама улыбается. – Вроде девчушка неплохая. И оболтус наш спокойнее стал, серьёзнее.
Я в шоке.
Брат ничего мне не говорил про девушку.
Если уже мама знает, значит это давно началось…
Обидно.
Думала мы с Сашкой ближе, чем оказалось.
Почему не захотел делиться? Из-за проблем с деньгами?
Но я же сестра. Не прокурор.
- Мамочка, я тебе к концу недели наберу, а в воскресенье увидимся, хорошо?
- Ладно. – Соглашается. – Но только попробуй опять пропасть! Найду и выпорю!
- Хорошо. – Улыбаюсь невольно. – Люблю тебя.
- И я тебя.
Она отключается, а я ещё долго не могу прийти в себя от разговора.
Обалдеть…
У Сашки девушка.
Мой «вечно молодой, вечно пьяный» братишка решил остепениться, а я об этом ни сном ни духом…
Погрязла в своих разборках с начальством, совсем забыла о близких.
Сашка трубку не берёт.
Я не то, чтобы нервничаю, но неприятно.
Возможно, работает и не слышит. Так я себя успокаиваю.
Вот уж с кем не хочется отдаляться, особенно после того, что пришлось пережить.
Я его люблю и искренне хочу порадоваться за то, что его жизнь налаживается. И познакомиться с подругой брата. Пожелать им счастья.
Не замечаю, как предательские слезинки опять скатываются по щекам.
Такое ощущение, что жизнь идёт мимо меня, и кто-то другой её живёт.
Мерзкое ощущение.
Удальцов застаёт меня именно в таком состоянии. С телефоном в руке, опухшую от слёз, смотрящую в одну точку на стене.
Я, погрязшая в своих мыслях, даже не заметила, как он вошёл в квартиру.
Мы молчим какое-то время.
Потом он присаживается на корточки напротив меня и вытаскивает мобильный из моих рук. Кладёт на журнальный столик.
Смотрит озадаченно.
- Что на этот раз?
Тихо. Спокойно. Но с участием.
- Мама. – Только могу выдавить я. На большее сил не хватает.
А потом пускаюсь в рёв.
Снова.
Утыкаюсь мужчине в плечо, ища в нём поддержки, пытаясь укрыться от всего навалившегося рядом с человеком, сломавшим мою жизнь.
А он сгребает меня в охапку и шепчет в волосы:
- Что ж ты такая плакса-то у меня…
«У меня».
Эта фраза забивает все эфиры в голове. Бьётся набатом.
Хочу быть «его».
Хочу!
Сама не желая.
Это сводит с ума.
Он играет.
Ему весело.
А я уже подсела.
На грубость.
Отстранённость.
Жестокость.
Мужскую силу и уверенность.
Мне хочется, вопреки всему, обрести спокойствие именно рядом с ним.
Больно. Страшно. Но заманчиво.
А я так долго отказывала себе в настоящих чувствах, что сорваться сейчас – как «ширнуться» героином.
Сразу коньки отбросить.
Но ощутить то, чего никогда до этого…
Я всхлипываю недолго. Минуты две. А потом набрасываюсь на его губы с остервенением. Будто голодная. Целую, хватаясь руками за обросшие жёсткой щетиной щёки, пытаюсь придвинуться ближе, ощутить то, что было утром…
И…
Он не отвечает.
Руки не убирает, но замирает холодным изваянием.
А я умираю.
От унижения. Снова накатившего страха. И беспомощности.
Даже воздух перекрывает от неожиданности.
В растерянности смотрю в стальные глаза, пытаясь найти там хоть что-то…
Но нет.
Только лёд.
Меня начинает трясти.
Всё это время Удальцов молчит, и я не пойму в чём подвох, ведь недавно крепко обнимал меня, а теперь как статуя мраморная.
Достаю последнего туза из рукава. Больше крыть нечем.
- Серёжа… - Говорю тихо, сдавленно. В первый раз так обращаюсь. – Что с тобой?..