Читаем Метод Сократа: Искусство задавать вопросы о мире и о себе полностью

Буквализм. Во-первых, тот или иной принцип можно подвергнуть давлению, если истолковать его буквально. Постарайтесь припомнить случаи, охватываемые формулировкой, но при этом не вписывающиеся в замыслы ее автора. Иногда принцип основан на ментальной картинке какого-то ключевого случая, но при этом выражается словами, которые подходят и для других ситуаций. При таком раскладе можно указать на очевидность того, что предложенную формулировку необходимо сузить, а это, в свою очередь, осложнит выдвижение более конкретных заявлений. Именно так здесь будет выглядеть настоящая работа.

Например, Лахет утверждает, что мужество – это стойкость. Вы задумываетесь: всегда ли это так, если понимать тезис буквально? Можете придумать гипотетический пример, в котором это неверно, например описать человека, который очень настойчиво ищет наркодилера, готового продать ему дозу. (И не будем смущаться; Сократ ведь тоже приводит примеры, актуальные для его времени.) Каждому понятно, что Лахет имел в виду вовсе не такую стойкость, и поэтому пример покажется глупым. Но глупость в данном случае полезна, поскольку она явно требует большей ясности: конечно, нам понятно, что имелась в виду не такая стойкость, – но что же именно подразумевалось? «Я предполагал, что мужество – стойкость вполне определенного рода». Замечательно. Но какого именно рода?

Такую модель легко применять в юридических спорах. Следует ли разрешить правительству выдавать образовательные ваучеры, которые граждане смогут использовать для оплаты обучения не только в светских, но и в религиозных школах? Кто-то, ответив отрицательно, приведет метафору, поясняющую такую позицию; реагируя, вы можете истолковать его метафору буквально.

– Использование образовательных ваучеров для оплаты обучения детей в религиозных школах противоречит Конституции США.

– Почему?

– Потому что согласно Конституции государство и церковь отделены друг от друга самой настоящей стеной.

– Да, я понимаю, о чем вы. А можно ли тогда государственной пожарной охране тушить пожары в церквах?

– Разумеется, можно. Ведь я не это имею в виду.

– А могут ли государственные службы вывозить мусор с церковной территории?

– Конечно, тоже могут.

– Выходит, между государством и церковью нет никакой стены.

– Но речь ведь о стене не в буквальном смысле – это просто принцип такой.

– Отлично. В чем же заключается ваш принцип?

Диалоги такого рода распространены в юридической среде, поскольку и судьи, и адвокаты нередко обращаются к метафорам, обсуждая сложные проблемы. В юриспруденции множество известных метафор – таких, например, как «рынок идей» или права «полутени» (пограничная область одного права, включающая в себя другие права). Обратите внимание на то, что приведенные выше вопросы можно было бы задать и в том случае, если бы собеседник, не прибегая к метафоре «стены», рассуждал бы просто об «отделении» церкви от государства: ведь «отделение» тоже можно воспринимать образно. Метафора позволяет рассматривать юридические понятия так, как будто бы это физические сущности. В словах такого рода часто скрываются тонкие метафоры. Они привлекают тем, что с их помощью легче представлять и воспринимать абстрактные идеи. Однако метафора – это еще и путь, позволяющий уклониться от логического анализа. При буквальном восприятии она как бы растворяется; и после этого разговор переключается на детали, где и происходит настоящая работа.


Крайности. Теперь давайте поразмышляем о крайних случаях, то есть о внешних пределах той сферы, которая охватывается тем или иным принципом. Модель крайнего случая, скорее всего, окажется оспариваемой по всем критериям, за исключением того, который непосредственно связан с обсуждаемым тезисом. Иногда подобные примеры черпаются из исторических и литературных источников.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Революция 1917-го в России — как серия заговоров
Революция 1917-го в России — как серия заговоров

1917 год стал роковым для Российской империи. Левые радикалы (большевики) на практике реализовали идеи Маркса. «Белогвардейское подполье» попыталось отобрать власть у Временного правительства. Лондон, Париж и Нью-Йорк, используя различные средства из арсенала «тайной дипломатии», смогли принудить Петроград вести войну с Тройственным союзом на выгодных для них условиях. А ведь еще были мусульманский, польский, крестьянский и другие заговоры…Обо всем этом российские власти прекрасно знали, но почему-то бездействовали. А ведь это тоже могло быть заговором…Из-за того, что все заговоры наложились друг на друга, возник синергетический эффект, и Российская империя была обречена.Авторы книги распутали клубок заговоров и рассказали о том, чего не написано в учебниках истории.

Василий Жанович Цветков , Константин Анатольевич Черемных , Лаврентий Константинович Гурджиев , Сергей Геннадьевич Коростелев , Сергей Георгиевич Кара-Мурза

Публицистика / История / Образование и наука
Свой — чужой
Свой — чужой

Сотрудника уголовного розыска Валерия Штукина внедряют в структуру бывшего криминального авторитета, а ныне крупного бизнесмена Юнгерова. Тот, в свою очередь, направляет на работу в милицию Егора Якушева, парня, которого воспитал, как сына. С этого момента судьбы двух молодых людей начинают стягиваться в тугой узел, развязать который практически невозможно…Для Штукина юнгеровская система постепенно становится более своей, чем родная милицейская…Егор Якушев успешно служит в уголовном розыске.Однако между молодыми людьми вспыхивает конфликт…* * *«Со времени написания романа "Свой — Чужой" минуло полтора десятка лет. За эти годы изменилось очень многое — и в стране, и в мире, и в нас самих. Тем не менее этот роман нельзя назвать устаревшим. Конечно, само Время, в котором разворачиваются события, уже можно отнести к ушедшей натуре, но не оно было первой производной творческого замысла. Эти романы прежде всего о людях, о человеческих взаимоотношениях и нравственном выборе."Свой — Чужой" — это история про то, как заканчивается история "Бандитского Петербурга". Это время умирания недолгой (и слава Богу!) эпохи, когда правили бал главари ОПГ и те сотрудники милиции, которые мало чем от этих главарей отличались. Это история о столкновении двух идеологий, о том, как трудно порой отличить "своих" от "чужих", о том, что в нашей национальной ментальности свой или чужой подчас важнее, чем правда-неправда.А еще "Свой — Чужой" — это печальный роман о невероятном, "арктическом" одиночестве».Андрей Константинов

Александр Андреевич Проханов , Андрей Константинов , Евгений Александрович Вышенков

Криминальный детектив / Публицистика
Покер лжецов
Покер лжецов

«Покер лжецов» — документальный вариант истории об инвестиционных банках, раскрывающий подоплеку повести Тома Вулфа «Bonfire of the Vanities» («Костер тщеславия»). Льюис описывает головокружительный путь своего героя по торговым площадкам фирмы Salomon Brothers в Лондоне и Нью-Йорке в середине бурных 1980-х годов, когда фирма являлась самым мощным и прибыльным инвестиционным банком мира. История этого пути — от простого стажера к подмастерью-геку и к победному званию «большой хобот» — оказалась забавной и пугающей. Это откровенный, безжалостный и захватывающий дух рассказ об истерической алчности и честолюбии в замкнутом, маниакально одержимом мире рынка облигаций. Эксцессы Уолл-стрит, бывшие центральной темой 80-х годов XX века, нашли точное отражение в «Покере лжецов».

Майкл Льюис

Финансы / Экономика / Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / О бизнесе популярно / Финансы и бизнес / Ценные бумаги