Методологические проблемы цивилистических исследований. Сборник научных статей. Ежегодник. Выпуск 2. 2017

Данная доктрина прежде всего нацелена на уничтожение фундаментальных цивилистических понятий, выработанных крупнейшими представителями науки гражданского права и касающихся собственности и права собственности. В связи с этим вполне определенно можно сказать, что из подобных методологических подходов, заимствованных из западных образцов, родилась концепция о едином праве собственности – своеобразная правовая модель, полностью игнорирующая множественность форм и видов собственности, а самое главное – не учитывающая собственный российский опыт, национальные традиции и правовую идеологию. Прежде всего подобная правовая модель, если так можно ее назвать, не имеет своих характерных признаков, главный из которых – быть формой отражения действительности [16, с. 135–140], а не каких-то идеальных и надуманных построений. Более того, она бездуховна. В связи с этим надо полностью согласиться с профессором М.В. Немытиной, справедливо полагающей, что привносимые в российское право из-за рубежа правовые конструкции нуждаются в серьезном анализе с точки зрения возможностей адаптации в отечественных условиях. «Россия всегда шла своим путем, у нее есть собственный правовой опыт и свои традиции, без учета которых нельзя адаптировать в отечественных условиях самые лучшие европейские или американские образцы» [3, с. 5, 7–12]. Вместе с тем необходимы не бездумная экстраполяция традиционных западных нравственно-правовых ценностей и автоматическое наложение их на образ жизни российского социума, но их учет и оценка на предмет соответствия менталитету, психологии, образу жизни и характеру общественных отношений, существующих в России [24, с. 101–103; 25, с. 33–40].

Д.Я. Малешин отмечает, что анализ российского законодательства конца XIX в. и конца XX в. свидетельствует если не об идентичности, то о схожести основных этапов развития: общая ориентированность на западноевропейскую правовую систему, а в итоге – неэффективность правовых норм на практике. Вводимые в России правовые институты, основанные на западноевропейских правовых традициях и не имевшие опыта реализации в российских условиях, были неэффективны в нашей стране и лишь усиливали правовой нигилизм и нежелание соблюдать правовые предписания [3, с. 27]. Здесь главная причина – большая разница в моделях существующих в разных странах политической и правовой систем [4, с. 28], во всем том, что можно назвать правовой жизнью [10, с. 17–26].

По поводу «чистых конструкций» необходимо отметить, что «право само по себе ничего не дает, а только санкционирует существующие отношения» [11]. Более того, оно не может развиваться само из себя [8, с. 69]. Вот почему нельзя полагать, будто бы различия между экономическими и юридическими категориями способны привести к тому, что в области экономики будут существовать одни формы собственности, а в области права – другие, в области экономики собственностью будет одно, а в области права – другое. Если говорить о подлинной науке, то она не допускает расхождения между экономикой и правом [14, с. 34–37]. Правовое отношение собственности является формой экономического отношения собственности [23, с. 8–16; 5, с. 5–7; 26, с. 12–16, 131]. Между тем подобное расхождение допускается.

Так, один из санкт-петербургских ученых предложил все общественные отношения в хозяйственной сфере разделить на две основные группы – искусственные и естественные. Одни устанавливаются на основании принятых в обществе правил, закона и носят субъективный характер. Другие являются объективными и невидимы нам без помощи науки. Правовые отношения принадлежат к группе искусственных и формируются под влиянием государства, суда, договоров, обычая. Их характеризует выраженный формализм, в то время как естественные, прежде всего экономические, существуют сами по себе, в «природном» виде, являясь полностью независимыми от нашей воли. Кроме того, утверждается, что область права – это только мизерная часть огромного числа естественных экономических отношений. Регулируемая законом область хозяйства очень мала, и наше заблуждение состоит в том, что мы принимаем ее за всю экономику. Право не должно стремиться менять экономическую жизнь, а должно ей соответствовать [13, с. 35–36]. Как видим, здесь праву отводится пассивная роль, но – самое главное – искажается сущность права собственности и подчеркивается его независимость от экономических отношений собственности.

Понять сущность права собственности без выяснения экономической природы собственности как присвоения невозможно. В конечном счете в категориях и понятиях отражаются объективные закономерности исследуемых явлений. Наука не возникает, пока закономерности остаются нераспознанными. Высокомерное отношение к понятиям весьма остро критиковалось нашими видными цивилистами [6, с. 119–131].