Метро

Дерматин зашипел и стал пузыриться, распространяя удушающее зловоние. Непонятно, зачем он оставил факел гореть? Михаил все равно не мог заставить себя посмотреть на эту страшную черную воду, плещущуюся в тоннеле.

Он развернулся и стал медленно отступать к дверям. Подошел к проему и, раскинув руки, нащупал кончиками пальцев края.

Сделал шажок назад. Еще один… Еще…

Пятки уже не чувствовали под собой пола; Михаил стоял на одних только мысках.

Он закрыл глаза. «Раз – и все! Только решиться!»

Он не успел. Новый толчок, гораздо сильнее прежних, потряс вагон. Михаил нелепо взмахнул руками и выпал наружу, подняв тучу брызг.

В отчаянии он уцепился за край, но, прежде чем течение снесло его в сторону, вагон накренился и придавил его к стене тоннеля.

«Лучше бы раздавил сразу!» – промелькнула мысль, однако вагон застыл на месте и больше не двигался.

Токоприемник раздробил ему обе голени. Михаил чувствовал ужасную боль, затопившую сознание целиком. Он попытался закричать, но из груди вырвался лишь слабый писк. Попытался вырваться, но с одной стороны на него давила груда металла, а с другой – впивались в спину плети кабелей.

Вода прибывала. Она доставала уже до подбородка.

Михаил запрокинул голову. Он начал захлебываться.

Он понимал, что погибает. Руки оставались свободными. Если бы можно было набрать в горсть немного воздуха и засунуть себе в рот!

Он попробовал подтянуться, чтобы выбраться. Раздробленные ноги отозвались кошмарной болью. Железная ловушка держала крепко.

Бесполезно. Бесполезно…

Михаил забился. Это была уже агония.

Она длилась почти три минуты. Все это время он не отрываясь ловил взглядом свет догорающего факела, словно это могло помочь.

Потом затих, и вода полностью скрыла его тело.

Трое спасателей восемнадцатого экипажа бежали по тоннелю. Надутая лодка сильно мешала, но они не обращали на это внимания.

Они преодолели метров сто, а может, и все двести. Под ногами было по-прежнему сухо. Никаких следов воды.

В нее трудно было б поверить, если б они не видели ее текущей между рельсами параллельного пути.

– До первого перехода еще метров сто, – на бегу крикнул командир. – Попытаемся открыть дверь и войти.

Никто ему не ответил, да он и не спрашивал, а объявлял о своих намерениях.

В темноте было трудно ориентироваться, однако ноги и легкие говорили ему, что они бегут немного в гору. Это означало, что поток воды будет бежать им навстречу.

Конечно, он кое-что слышал о метро раньше, когда у них проходили регулярные учения.

Им объясняли, что метро построено не так примитивно, как это выглядит на схеме.

Под каждой станцией, на значительной глубине, существует блок технических помещений, а еще ниже – блок служебных.

Ну, с техническими все понятно.

А служебные помещения – это такая святая святых, попасть в которую простому смертному невозможно.

Основную часть метрополитена строили в годы «холодной войны», поэтому «подземные дворцы», как писали в буклетах для интуристов, имели еще и стратегическое значение.

В блоках служебных помещений на большой глубине хранились запасы продовольствия и воды. Здесь были пробурены артезианские скважины, которые при необходимости могли бы снабжать водой несколько миллионов человек.

Электромеханик, с которым он познакомился во время учений года два назад, по секрету поведал, что в случае ядерного удара весь город сможет отсидеться в метро в течение месяца. «Естественно, – добавил механик, – я не имею в виду спальные районы, где проходят новые линии. А вот на старых все построено на совесть, с учетом военной угрозы».

Он рассказал командиру экипажа про «Метро-2», которое якобы тянется от Кремля аж до самого Чехова. Но, поскольку дело происходило в пивной (у механика закончилась смена, а у спасателей – учения; два этих знаменательных события они и отмечали), старший ему не поверил, хотя механик клялся и божился, что сам, лично, обслуживал эту линию. В пределах Москвы, конечно.

«Нет-нет, – говорил он, – попасть из обычного метро в „Метро-2“ невозможно. Связи между ними нет, они залегают на разной глубине».

Зато разные линии обычного метро были связаны между собой воедино системой переходов, стоков и воздушных шлюзов.

– А воздушные шлюзы-то зачем? – недоумевал старший.

– Как зачем? Проветривать. Представь, если вдруг пожар. Значит, что? – Они прикончили уже по четвертой кружке и съели одну маленькую воблочку на двоих. – Задымление! А если задымление сильное – надо продуть.

– Ну так… Для этого же есть вентиляция! – возражал старший.

– Конечно, есть, – соглашался механик. – А если она не справляется или повреждена огнем, что тогда?

– Что?

– А-а-а, – механик хитро улыбнулся и погрозил паьцем. – Я сейчас, – и нетвердой походкой пошел к туалету.

Вернулся он минут через десять, улыбающийся. На обратном пути успел прихватить еще пару кружек. Поставил одну перед старшим, а из второй тут же отхлебнул.

– Так о чем мы говорили?

– О задымлении.