Метро

– Что с ними?

– Ты про тех, кого ты бросил? Их казнят сегодня, за час до перехода. Но еще раньше, ты должен убить их сам, иначе… Навсегда останешься по ту сторону. Вернуться назад невозможно. Но ты можешь пойти со мной. То, что твои боги называли инстинктами, неизменно приведет к смерти. Но твой скрытый инстинкт совсем другой. Ты заслуживаешь большего. Я здесь, чтобы дать тебе шанс все исправить.

Морис замолчал, глядя в глаза Пустовалову. В темноте они сияли, отражая свет прожекторов.

Через минуту, его взгляд изменился, Пустовалов медленно опустил винтовку и разжал руку. Винтовка упала в снег.

– Убей их. – Сказал Морис, снова разводя руки в стороны.

Пустовалов неуверенно шагнул ему навстречу.

– Убей своего бога.

Пустовалов вплотную подошел к Морису и тот обнял его.

– С первой победой тебя, брат.

Он не видел, что прямо на него со спины, стремительно поглощая метры, переливаясь голубоватой рябью на кончиках углов и остроконечных предметов, движется светящаяся бледным светом плоскость.

Чудеса случаются, думал позже Пустовалов, порой настолько невероятные, что задаешься вопросом – случайны ли они. Если бы не эта плоскость, вряд ли бы он заметил короткое лезвие, мелькнувшее в правой руке Мориса.

Он понял силу Мориса, и только чудо (или все-таки нет) спасло его. В короткой борьбе он одолел его, но вонзенный в шею нож не исказил лицо знакомой болью.

– Слишком поздно, брат, – выдохнул Морис за секунду до смерти.

Пустовалов опустил мертвое тело Мориса в снег и посмотрел в его безмятежное улыбающееся лицо. Он понял, в чем настоящая сила Мориса – его ложь не была ложью в прямом смысле. Это была искаженная правда, как этот изуродованный кусок мира.

Продолжая, словно загипнотизированный смотреть на Мориса, Пустовалов не способен был заметить, как что-то стремительное взметнулось и закружилось над ним в безмолвном звучании строк:

Я ребенком любил большие,

Медом пахнущие луга,

Перелески, травы сухие

И меж трав бычачьи рога.

Пустовалов поднял голову и нахмурился, будто услышал что-то, но он всего лишь заметил, что черное небо над дремучими городскими джунглями стало темно-фиолетовым. В мертвую ночь входил мертвый день.

Он поднял тело Мориса, которое оказалось намного тяжелее, чем он думал, а может, дело было в его смертельной усталости, и побрел меж остовов к освещенной прожекторами площадке. Там его ждали трупы – всё оставленное им здесь. Морис был прав – это место все превращало в смерть, и он был главным его орудием. Он еще раз посмотрел на Мориса, на его опрокинутом бронзовом лице застыла улыбка.

Пустовалов положил тело посреди расчищенной площадки, взгляд остановился на его нагрудном кармане, над которым серела тонкая бумажная полоска. Пустовалов протянул руку и достал из кармана Мориса несколько сложенных листов, плотно заламинированных в тонкую пленку.

Развернув первый лист, он обнаружил на нем план, вычерченный рапидографом с большой цифрой «1»: от круга влево уходил широкий коридор с типовыми примыкающими помещениями. В конце коридора – разножка лестницы. Почти такой же план он увидел на втором листе с цифрой «2». Пустовалов стал ожесточенно перебирать листы. Какая-то догадка охватила его, возбудила. Заставила ходить вокруг тела Мориса.

Он посмотрел на небо, в котором мерцала далекая сияющая дуга, а оттуда нечто, что он неспособен был увидеть, посмотрело на него.

Пустовалов сорвался с места и побежал к пустынному цеху, из которого выбрался вчера. Нашел недоразрушенную стену туалета, посветил фонариком на расчищенное место. Старая надпись краской все также устало кричала: «Спаси нас»…

Каждый пыльный куст придорожный

Мне кричал: «Я шучу с тобой,

Обойди меня осторожно

И узнаешь, кто я такой!»

Пустовалов опустил глаза. Крышка люка был откинута. Нырнув туда, он побежал по широкому коридору и вскоре уперся в глухую стену. Старая бетонная стена со сколами, разводами и подтеками – не было сомнений, что она тут стояла не один десяток лет.

Он ринулся назад, в ангар. Как обезумевший разбрасывал коробки и инструменты и наконец, нашел что искал. Схватив отбойный молоток, заряженный шестигранным зубилом, бросился обратно.

Молоток выгрызался в бетон, откалывал куски, но упирался во что-то неприступное, соскальзывал, грозя выскочить из рук. Отколов несколько кусков, Пустовалов увидел черный металл. Ни одной царапины не оставлял на нем молоток.

Пустовалов поднялся, посмотрел в план и перешел в самый центр площадки. Перед трупом Мориса он проделал с асфальтом то же, что и с бетонной стеной. На черном металле, по которому скользило зубило, не оставалось даже царапин.

Тяжело дыша, Пустовалов поднялся, бросил в сторону молоток. Некоторые слова, сказанные Морисом, только сейчас обретали свою подлинную неподъемную тяжесть. Жар накрыл волной, но пульс замедлялся. Пустовалов закрыл глаза…

Только дикий ветер осенний,

Прошумев, прекращал игру, –

Сердце билось еще блаженней,

И я верил, что я умру