Метро

– Вы че не слышали, – уставил он на них круглые глаза.

– Что такое? – Удивились Гарик и Вадик, поняв, что произошло явно что-то значительное, раз Филька от возбуждения позабыл даже попросить их поделиться хлебом.

– Там людоеда поймали!

Пришел черед их удивлению.

– Того самого?

Филька кивнул.

– Где?!

– За двадцатым на можайке!

Парни сорвались с места и побежали к указанному месту. Еще издали они увидели милицейские машины и толпу, нагло протиснувшись через которую, оказались в «первом ряду». На обочине возле «копейки» в окружении милиционеров лежал высокий, даже длинный мужчина в наручниках, с окровавленным лицом, а рядом в луже плавала советская фетровая шляпа.

Гарик и Вадик долго смотрели на него с удивлением. В таком возрасте немногое нужно, чтобы чему-то удивиться.

Старик – все такой же старый, со скоростью, которой позавидовали бы молодые, в четыре шага преодолевает лестницу и врывается в спальное помещение на втором этаже. Пробегает мимо ревущей в полный голос девчонки и бросается к окну. Окно закрыто. На подоконнике лежит розовый бумажный колпак и два черствых овсяных печенья. Старик хмуро оглядывает их и оборачивается к девчонке. Та смотрит на него и пытается что-то сказать сквозь слезы:

– Он… он… он…

Старик кивает. Он понимает ее.

Она поднимается в комнату на чердаке, в руке – то самое яблоко. Распахнув дверь, она видит, что он сидит на подоконнике и хохочет. Злость тут же отступает. Пускай и разыграл он ее, но хотя бы сам не пропал.

– Ну, ты и трусишка, – говорит она.

Он совсем не обижается.

– Там была баба яга.

– Ты веришь в детские сказки?

– Я серьезно. Такая с белыми волосами и злющая! – Заговорщицки шепчет он с подоконника, вертя в пухлых руках игрушечного кролика.

Она смеется.

– Да это же соседка, баба Ева. Ты что никогда ее не видел?

Он качает головой, становясь на мгновение серьезным, и его лицо от этого становится еще смешнее.

– Ты получила, что хотела, – кивает он на яблоко в ее руке.

– Хочешь попробовать?

– Нет, это твоя добыча, – со взрослой серьезностью говорит он.

– Давай пополам. Оно сладкое.

– Да?

– Тут где-то был ножик. – Она оборачивается к коробкам.

– Ножик? – Настораживается он.

– Да, складной.

– Складно-о-ой?! Чур мой!

– Нет, мой! – Она бросается к коробкам, слыша сзади, как он спрыгивает с подоконника.

Она охвачена азартом победить в битве за ножик, но в первой коробке только газеты, она бросается ко второй, и останавливается, понимая – что-то не так.

Кроме однократного стука его ботиночек, топота ног больше не слышно. Она оборачивается – его нет. Спрятался, думает она. Вот хитер! Но обходя крохотную комнатку, она постепенно понимает, что прятаться тут особо негде. И чем яснее осознание того, что его здесь нет, тем грустнее ей становится.

Она заглядывает в старый шкаф, раздвигает пыльные коробки, выглядывает за дверь и даже решается позвать его странным именем:

– Амфатн!

Но его нигде нет. Она думает, что если он не появится, то очередной долгий день ей предстоит провести в одиночестве и от этой мысли ей становится совсем грустно.

Бравурный голос телеведущего в котором уже тогда угадывалась интонация Парфенова в который раз поет дифирамбы мастерству пилотов, сумевших посадить самолет с отказавшими двигателями. Таких случаев было всего несколько в мире, и вот один из них только что произошел в России. Пилоты виртуозно уводят самолет от падения в Черное море, он посажен на шоссе. Все пассажиры живы и почти все здоровы.

Истерический тон, усиленный чрезмерной громкостью телевизора дополняют кадры, которые Даша видела уже десятки раз: съемка с вертолета, как огромный самолет стоит посреди шоссе. В старых кадрах мелькают одни и те же лица спасенных пассажиров и ее еще живая мать в профиль, которая склонилась над кем-то. Над кем – не видно, но Даша знает, что это маленький Макс.

В этот момент, Даша, стараясь не привлекать к себе внимания, встает и выходит на остекленную лоджию, подышать свежим воздухом. Вид за окном не очень – до боли знакомый крошечный двор с четвертого этажа, и Даша смотрит через стекло в комнату – на свою семью.

Постаревший отец сегодня весел, и больше похож на того, кем он был до смерти матери. Причина в том, что из Англии с женой приехал Олег. Сегодня вся семья собралась в родительском доме. Все стены завешаны аляповатыми картинами отца. Даше кажется, что за пару лет их количество увеличилось вдвое. По старой семейной традиции отец включил запись чудесного спасения их семьи. Даша никогда не любила эту традицию, а с тех пор как от рака умерла мать, не могла себя заставить досмотреть этот репортаж до конца. Даша взглянула на кресло, на котором обычно сидела мать, а теперь жена Олега и отвернулась к окну.

На лоджию кто-то вышел. Даша обернулась и увидела улыбающегося старшего брата. За два года он несильно изменился. Все еще выглядит молодым парнем. Он достает сигарету.

– Не против?

Даша качает головой.

– Скучаешь по маме?

Даша молчит, все знают, что она немногословна и редко улыбается.

– Она тоже не любила этот ритуал, но всегда держалась до конца.