– Товарищ полковник, все готово, можем эвакуировать. – Раздался голос из непривычного старого мира. Где-то наверху играла музыка. Валивший через отверстие снег уже покрыл тоненьким слоем пол, трупы, разбросанные стулья и даже широкие плечи старика.
– Дарья Леонидовна, идемте.
Даша посмотрела невидящим взглядом на спасательную косынку, которую удерживали двое спецназовцев, терпеливо ожидавших ее. Затем повернулась к яме. Виктор, Катя и Харитонов молча смотрели на нее. Никто из них не думал о том, что через минуту Даша будет на поверхности, и они никогда больше ее не увидят. Так же, как спустя еще какое-то время они разойдутся своими дорогами и больше никогда не увидят друг друга. Спасение было таким осязаемым. Как вторжение реальности в кошмарный сон. А что если и правда, все случившееся, включая жуткий финальный аккорд, было всего лишь дьявольским дурманом?
Но если случившееся было сном, то не всем суждено было проснуться. Впрочем, какое дело пассажирам метро до проблем других пассажиров? Случайные незнакомцы, вынужденные терпеть друг друга, пока поезд движется по туннелю. Почему же тогда лица бывших пассажиров второго вагона так сосредоточенны и печальны? Они и сами вряд ли знают ответ.
Даша кивнула и направилась к спасательной косынке, а то, что никто не способен был увидеть, описало дугу вокруг них, и, поднявшись сужающейся спиралью по стволу, вылетело в очнувшийся от загадочной напасти город. Взмыло над старым заводом, запруженным машинами и спецтехникой, над огнями кварталов и городских артерий, в смурый декабрьский снегопад, устремляясь в ночное небо, безо всяких стен и дуг, ускоряясь, в безнадежной попытке догнать два голубоватых огонька, отдалявшихся от Земли с космической скоростью и растворилось в вечной темноте.
Эпилог
Старая фотография, ударяясь об осклизлые стенки, неспешно кружась, словно осенний лист, медленно падает в глубокий колодец. Колодец настолько глубок и бездонен, что круглое отверстие наверху давно превратилось в светлую точку, и вот-вот совсем исчезнет. А фотография все падает и падает. На ней запечатлены три пацана, им на троих двадцать девять лет. Один из них – темноволосый, с вьющимися волосами стоит посередине, обнимая своих друзей. Он чуть ниже и, кажется, что слегка висит на их плечах. Все трое улыбаются. Фотография старая, это видно не только по смятым уголкам, царапинам и блеклой палитре, но и по растянутым свитерам и старомодным рубашкам с закатанными рукавами.
Фотография все кружится и кружится и в один из поворотов, изображение на ней меняется. Теперь пацанов только двое. Они также обнимают друг друга и с улыбками смотрят в объектив, но черноволосого, стоявшего между ними, больше нет. Будто и не было никогда. Может быть, это другая фотография? Но нет, кажется та же самая – тот же оторванный уголок и диагональная царапина. Та же надпись на обратной стороне, сделанная детским почерком. Пацанам на двоих двадцать лет. Загадка? Ну да. Но кто будет ее разгадывать, кому есть до этого дело? А фотография все падает и падает в кромешной тьме и кажется, будто она собралась пролететь всю Землю насквозь, хотя мы знаем, конечно, что это невозможно.
Полковник Басуров вышел из перелеска, на ходу застегивая пуговицы на ширинке. Выбритое лицо его недовольно морщится. Он снова чувствует позыв, хотя знает, что мочевой пузырь пуст. Дело в обострении простатита. А может в волнении. Хотя разве есть для этого повод, думает он. Полковнику Басурову тяжело быть искренним даже с самим собой – дело в особенностях характера, который часто заводит его в дурацкие ситуации. И все же где-то в глубине проскакивает мысль, что зря он в это ввязался, но ухватиться за нее полковник не успевает. Он стоит, замерев, как вкопанный. Как один из тех сусликов, которых он много повидал в Туркменской ССР, где прошло его детство.
Глядя сквозь снежную пелену на пустынную дорогу, полковник Басуров хмурит брови, но при этом чувствует, что позыв слабеет. Он выходит на дорогу, смотрит по сторонам. В кармане джинсов «чирикает» смс-ка. Басуров не глядя достает смартфон. Сообщение от сына в вотсапе: «папа, биатлон начался, ты где??».
Полковник глядит на нетронутый снег на дороге – ни следа протектора, ни намека, что здесь вообще проезжала хоть какая-то машина за последние два часа. Затем поворачивает голову налево. Оттуда, из-за поворота будто исходят волны неведомой угрозы.
Басуров просматривает список последних звонков на смартфоне, затем открывает список контактов: Саня, Саша, Александр, Сан Саныч, но никого с этим именем по фамилии Пустовалов. Пустоваловых вообще нет в его телефоне. Басуров думает, что может быть, он как-то по-другому его записал, но сразу понимает, что это невозможно.
После этого он несколько секунд смотрит странным взглядом на место, где должен был стоять «БМВ Х5», а затем его взгляд будто включается, зажигаясь привычным шутливым настроением. Он пожимает плечами, пишет сыну: «скоро буду» и, разворачиваясь, идет в сторону метро.