Под гиканье сброда диких мы нырнули в туннель и быстрым шагом пошли прочь от рассадника вшей и потенциального очага туберкулеза. Заставы с этой стороны Советской вообще не было: лишь сломанный стол валялся на полузатопленных рельсах да плавали вокруг несколько треснувших пластиковых стаканчиков.
По мере отдаления от станции уровень воды понижался. Сначала стало по щиколотку, а затем сплошное озеро и вовсе пропало — остались отдельные лужи. И тем не менее ноги мы замочили: в ботинках неприятно хлюпало, пальцы мерзли.
Я шел, поглядывая по сторонам, и прокручивал в голове стычку с прихлебателями Эрипио. Удолбанные грабители, мародеры — твари, хуже озверевших перед нерестом мэргов. И все же... Перед глазами то и дело появлялся на мгновение прояснившийся взгляд Хлебопашца, которому моим выстрелом разворотило бок. Кажется, за секунду до смерти в его никчемных мозгах все же что-то щелкнуло... А может, и ни черта там не щелкнуло. Не знаю. В любом случае, я убил его. Подонка, последнюю дрянь, беспринципного изверга, но... человеческое существо. И неважно, что это Ева приговорила Хлебопашца, хладнокровно всадив под лопатки пару пуль. Первым выстрелил я.
Переговорщик, блин.
По правую руку осталась ниша, где горела тусклая лампочка. Желтый свет вынудил прищуриться, по противоположной стене мелькнули уродливые тени.
Я поежился от сквозняка, дунувшего из бокового прохода. Представилось вдруг, что это я вместо сволочи Хлебопашца перестал существовать. Навсегда.
Ева светанула на меня фонариком. Нахмурилась:
— Ты бледный. Может, остановимся?
Я упрямо покачал головой. Мы выбрали трудный путь, и, чтобы пройти его до конца, нужно терпеть. К тому же мой странный пугающий спутник — голод, — кажется, снова остался доволен жертвой...
Вакса шел, сунув руки в карманы и глядя себе под ноги. Пацана явно что-то угнетало, но пытаться сейчас выпытать причину — равносильно фигурной резьбе лобзиком по бронированной плите. Эффект тоже будет нулевой. Ему нужно дать время, чтобы утрясти впечатления. Встреча с малолетней шпаной чем-то серьезно его задела.
Детям не положено рано взрослеть.
— Если повезет, сейчас увидим интересное явление, — сказала Ева, когда мы взошли на длинный, пологий подъем. — Только не вздумайте подходить близко. : БЕЗЫМЯНК
Туннель здесь расширялся, ветвясь рельсами и пестря кучками железного мусора. А посередине темнело пятно, которое я сначала принял за пролом в полу. Но это оказалась глубокая вытянутая ложбина, наполненная то ли смолой, то ли креозотом.
И что-то в этой луже было не так.
Ева нагнулась, подняла ржавый «костыль» и по навесной траектории бросила его в черное месиво. Железяка исчезла под глянцевитой пленкой без единого звука, будто мгновенно перенеслась в другое измерение. Лужа словно бы слизнула ее. А в месте, куда она упала, образовалось мерцающее пятнышко.
Мы затаили дыхание, наблюдая. Пятно выросло, сиреневые искорки засверкали ярче, озарив туннель метров на двадцать в обе стороны. В воздухе возникли крошечные вспышки и клубы дыма, словно кто-то устроил над лужей миниатюрные салютные залпы. А затем над всей темной жижей неожиданно появилось зеркальное отражение окружающих предметов. Иллюзия держалась с полминуты, искажая и выгибая немыслимыми линиями все вокруг. Потом так же внезапно пропала.
Перед нами снова чернела безжизненная маслянистая клякса.
— Ух ты! — восхищенно прошептал Вакса. — Что это?
— Флуктуация, — объяснила Ева. — Местные называют ее «оком небес». Встречается крайне редко, коварна и неприметна. Поглощает неорганику, сопровождая вот таким представлением. То, что делает с органикой, — лучше не видеть.
Вакса передернул плечами.
— Даже не знал о существовании таких, — изумился я, осторожно обходя лужу. — В бункерском классификаторе ее нет.
— У вас многого нет, — просто ответила Ева.
Мы пошли дальше. Говорить не хотелось, усталость уже серьезно навалилась на всех. Пару раз навстречу попадались закутанные в серые лохмотья типы, которые, едва завидев луч фонаря, прижимались к стенам и пропускали нас, провожая тлеющими взглядами.
Пыль, тошнотворная ритмика тюбингов и шпал, уходящие вдаль паутинки рельс... Это и есть самарская подземка. Она тянется на многие километры, порождая невиданные явления и странные существа, ветвясь, падая вниз бездонными шахтами и карабкаясь вверх узкими лестницами. Опасная, безмолвная, с редким дыханием вентиляции.
И сотни огоньков движутся в каменном лабиринте. У каждого из них свой путь и свой собственный выход. Вовсе не в конце эскалаторного подъема, где ослепительные солнечные лучи вдруг пробьются через витражные стекла вестибюля, и не в чернильной тьме заброшенного бункера. К выходу попасть гораздо сложнее: туда не ведут ступени, на нем нет дверей и запоров, его не найти на картах. Выход — это...
Я вздрогнул и замер на полушаге, будто высоковольтный разряд пронзил тело вдоль хребта, от пяток до темечка. Вакса тоже застыл с занесенной ногой.
Тихая, баюкающая мелодия донеслась из пустого туннеля, натянув нервы почище грохота взрывов и вагонного лязга.
Показалось?..