Я стоял, как зачарованный, смотрел, как лихорадит стрелку дозиметра, и впитывал падающие звенящими каплями аккорды. Ловил бьющие наотмашь слова чужого языка. Пил холодную музыку, которая, согласно логике, не могла здесь звучать.
Свет на станции конвульсивно мерцал, словно напряжение то и дело скакало. А хрупкая мелодия обволакивала, подхватывала сознание и уносила ввысь. К ветру...
Глава 9. Цыпочка
Становится душно. Люди просачиваются через турникеты и сбегают по лестницам, заполняют перрон, теснят друг друга. Возмущенные выкрики сливаются в однотонный гомон, пахнет креозотом. Возле края платформы возникает драка, и один из участников — бородатый мужик в потертой штормовке — падает на пути. Матерится, пыжится забраться обратно. Через толпу к месту потасовки пробирается милицейский патруль. Судя по цифрам на электронном табло, поезд ушел восемь минут назад.
Я ищу ее глазами, но не могу найти среди мелькающих лиц. Пестро, зыбко. Из глубины туннеля доносится гул. Свет шести фар слепит меня, заставляя жмуриться. Пассажирская масса стихийно подается назад, и бородатый мужик, наконец, вскарабкивается на платформу.
Я не вижу ее.
Но проблема не в этом — ведь рано или поздно я обойду все станции, переходы, вагоны и найду ту, что смазанным образом отпечаталась в памяти. Ужас в том, что я не помню ее имени, — уверен, что знал его, но теперь... силюсь вспомнить и не могу.
Гул нарастает, поезд въезжает на станцию, показывая из чрева туннеля тупую морду кабины.
По громкой связи диспетчер бездушным голосом объявляет: «Уважаемые пассажиры, отойдите от края платформы. Поезд в сторону станции Безымянка проследует без остановки, посадки нет».
Толпа негодует, но отодвигается от приближающегося состава...
Я замираю в недоумении. Откуда взялись эти слова? Я ведь даже толком не знаю английского языка. Какого черта они делают в моей голове и как туда попали?..
Поезд проносится мимо, не сбавляя хода. Стекла мельтешат чередой прямоугольников, ограненных изнутри желтоватым светом. От состава веет холодом, словно он только что побывал на морозе. На синей краске — белесые узоры инея. Поезд пуст. Лишь единственного человека мне удается мельком разглядеть в одном из вагонов — ту, чьего имени не помню. Смазанный скоростью силуэт, растрепанные волосы, тонкая рука на поручне... Лица не видно, но я точно знаю: это она. И стремительный поезд вот-вот увезет ее прочь, в пробирающий до костей холод туннеля. Я понимаю: она уже замерзла, и стужа не беспокоит ее — боль давно ушла, упала на дно души, где бьет родник, от которого ломит зубы и путаются мысли. Понимаю: если сейчас не догоню, то она уйдет по своему неведомому пути в бесконечное странствие, и мне никогда больше ее не встретить. Я расталкиваю людей и бросаюсь за поездом. Дотягиваюсь в прыжке до зеркала заднего вида, хватаюсь за кронштейн и чувствую пронзительную боль — локтевой сустав едва выдерживает рывок. Вскрикиваю, шарахаюсь об угол кабины, но не разжимаю пальцев. Вишу на зеркале и, уже въезжая в туннель, краем глаза отмечаю, как на станции начинают искрить лампы и свет после серии ярких вспышек гаснет.