Почуяв в голосе напарника тревогу, Оспа придержал за локоть Кирпича и спешно обогнул санки. Снег и в самом деле пятнали отпечатки, оставленные множеством мелких лап. Деги. Стайка из пяти-шести особей. Зверьки шустрые и обманчиво мирные, но весьма коварные своими повадками. Судя по тому, что усиливающийся снегопад следы засыпать не успел, они и в самом деле были совсем свежие. Следы пересекали улицу, уходили за ограду и тянулись по двору к зданию школы, теряясь из виду где-то за левым углом.
- Как бы нам не влипнуть, - задумчиво обронил следопыт. Он подумал, что стоит дать небольшой крюк, обойти квартал по другому маршруту. Но времени уже нет, и так задержались. И решил иначе:
- Обогнем школу справа. Смотрите в оба.
- Мелкие какие-то, - Кирпич недоуменно вздернул брови, разглядывая следы вместе со спутниками, - чего в них страшного-то?
- Ты совсем олух, или только наполовину? - укоризненно покачал головой старшой. - Все наставления пропустил?
Оспа вздохнул, продолжая пристально смотреть во двор и думая о том, что пацана еще учить и учить. А он сам хоть еще и крепок, да силы ведь уже не те. Сколько этих гавриков подготовил в сталкеры за прошедшие годы… Многие ученики до сих пор живы и науку его, старого, вспоминают с благодарностью, а многих уже и нет - или поверхность клятая схарчила, или в междоусобицах с жизнью расстались, люди ведь все никак не успокоятся, им всегда есть что делить, даже когда ничего уже не осталось. Не хотелось бы пережить этого пацана. Чисто по справедливости. Есть в нем что-то хорошее, пусть и наивное. На Новокузнецкой вырос, среди отребья, бандюг и отморозков всех мастей, как умудрился таким бесхитростным и незлобивым остаться - загадка. Наверное, его душа просто с самого рождения чище, чем у других. Старик верил и в жизнь после смерти, и в реинкарнацию. Верил, что люди со светлой душой появляются не просто так, а после великих страданий в прошлых воплощениях. Вот и этого пацана никакие невзгоды и лишения не смогли испортить. Хорошо он его еще вовремя приметил, взял под свое крыло, иначе бы уже затравили - шакалов в человеческом обличье в метро хватает, и не только на Новокузнецкой.
Кирпич с озадаченным видом потянулся почесать затылок, но веревка саней, которую он держал в руке, натянулась, и пальцы замерли лишь возле плеча. Он опустил руку и смущенно хмыкнул:
- Да у меня от холода уже мозги замерзли. Правда, не помню. А что с этими следами не так?
- А у тебя вообще были эти мозги? - пренебрежительно бросил Хомут. - Может, и замерзать там нечему? Дегустаторы, чучундра ты косолапая, сами по себе не бегают. У них есть хозяин.
- А, вспомнил, эти, как их там…
Кирпич осекся - неожиданно над головой где-то в небе что-то оглушительно захлопало.
Старшие следопыты, не раздумывая, бросились врассыпную, стараясь разделиться и тем самым осложнить охоту пикирующему хищнику - размах крыльев не позволял тому приближаться к стенам близко без риска переломать кости. Оспа, знавший все укрытия в округе и профессионально примечавший по пути любую возможность спрятаться от любой напасти, развернулся и рванул наискось через улицу к приземистой двухэтажке. С разбегу влетев в давно выломанную дверь входа, Оспа резко обернулся, уже спиной почувствовав что-то неладное. Черт!! Старика даже в жар бросило от осознания собственной промашки - промашки наставника. Пацан так и стоял возле санок. От испуга он просто впал в столбняк.
- Падай! - отчаянно заорал Оспа во весь голос. - Мордой в снег, бестолочь!
Рухнув правым коленом на голый бетон, уже отчетливо понимая, что Кирпич обречен, и ничего уже нельзя сделать, Оспа вскинул «Сайгу». И открыл огонь в стремительно несущуюся с неба огромную крылатую тень. Неудобный угол обстрела, ночь, мельтешащие в воздухе снежинки, и считанные секунды, чтобы поразить падающую цель…
Он так и не узнал, попал или нет.
Подъезд оказался жилым, он слишком поздно это почувствовал. Бесшумно вынырнув из темноты за спиной, когтистая рука с длинными узловатыми пальцами потянулась к его голове. Ощутив опасность лишь в последний момент, Оспа отшатнулся и выстрелил из «Сайги» в упор - в надвигающуюся тень с горящими глазами.
Хомут поступил проще - «рыбкой» нырнул во двор школы за решетку ограждения.
Отплевываясь, перекатился на спину. На боль, полоснувшую голову, он не обратил внимания - на что-то напоролся под снегом, но не до того сейчас. Он тоже понял, что пацану хана. С новичками такое иногда бывает - вместо того, чтобы бежать, человек замирает на месте, обрекая себя на гибель. Когда-то Хомут и сам пережил нечто подобное, в начале своего обучения. И прекрасно помнил, как злился на себя после, на это тупое бессилие, которое охватывает с головы до ног, на дурацкую беспомощность. Теперь это случилось с Кирпичом.