— Знаешь, командир, нам менять тут кое-что придется… иначе — сожрут. Мы вот все наверх ходим, молодых готовим к этому же — а кто будет порядок в метро поддерживать? Ты посмотри, Комитет ни хрена не справляется, ну разве что у себя, в центре… А вокруг — бандиты, шпана какая-то… экстремисты появляются всякие… Чистить это надо кому-то…
— И что ты предлагаешь? Полицию создать?
— Понимаешь, командир, полицию или не полицию, но что-то делать надо… Например — чистить… в частном порядке…
— Правосудие по-техасски? — невесело усмехнулся полковник. — Тебя не Крутой Уокер зовут?
— Зря ухмыляешься… Если порядок наводить некому, если наш большой друг Кирьянов что-то притих…
— Зря ты на него бочку катишь — у него людей совсем мало осталось…
— А у кого их много? Ладно, хрен с ним, с Кирьяновым — все равно за всем он не уследит… В общем, командир, ты как хочешь — а я и с ребятами про это потолкую.
— Валяй… Может, в чем-то ты и прав… Закон теперь один — сила, и только так можно вопросы решать…
54.
— Помогите! Держите вора! Последние деньги украл! — на крики несчастной старушки никто не обращал внимания. У всех хватало своих забот на кишащей народом «Белорусской» — и гоняться за шустрым чернявым малым было некому. У седой как лунь бабушки подкосились ноги и она медленно опустилась на гранитный пол.
Чернявый парень, выхвативший у нее авоську с продуктами и позвякивавшим кульком с несколькими патронами, перебежав платформу, спрыгнул на пути и вбежал в тоннель. Неожиданно дорогу ему перегородил плечистый мужик в длинном кожаном плаще.
— Не спеши… — его рука железной хваткой сжала плечо чернявого. — Ты заповеди знаешь? Не укради, например…
— Пошелнах! — огрызнулся парень и попытался вырваться.
— Грубить тоже нехорошо, — спокойно произнес здоровяк.
— Да я тебе… — в руке парня появился нож. Столь же мгновенно в левой руке здоровяка появился здоровенный автоматический пистолет Стечкина с глушителем.
— Брось нож, пожалуйста, — не меняя тона, произнес мужчина, приставляя пистолет к голове парня.
Нож звякнул по бетонному полу. Мужчина опустил пистолет, секунду помедлил — и прострелил чернявому правую руку.
— Еще раз увижу — пристрелю, как поганую собаку… — здоровяк поднял выпавшую авоську и пнул ногой нож. — Усвоил?
Повернувшись к парню спиной, он пошел по направлению к платформе. Чернявый, несмотря на то, что из простреленной кисти лилась кровь, злобно оскалился и, подхватив здоровой рукой нож, бесшумно кинулся вслед за обидчиком, собираясь ударить его в сонную артерию.
Когда до амбала оставалось не больше метра, тот внезапно обернулся, вскинул руку и всадил чернявому пулю прямо в глаз. Парень без звука рухнул на пол, а Хантер поднялся на платформу, походя кинув охраннику: «Ты бы послал кого падаль в тоннеле прибрать… на корм свиньям…», после чего подошел к сидящей на прежнем месте старушке и отдал ей сумку и драгоценный мешочек, добавив от себя еще десяток патронов.
— Бог в помощь, бабуля!
55.
Напевая себе под нос удалой мотив гимна морской пехоты, Хантер шагал по тоннелю от «Чистых прудов» к «Красным воротам». Настроение его не было столь веселым — хотя он и считал свою форму правосудия правильной и единственно возможной, в дальнем уголке души его грыз какой-то червячок. И чем дальше, тем сильнее становилось это не то чтобы сомнение — но чувство какого-то внутреннего дискомфорта, которое он и пытался в себе заглушить, мурлыча под нос бодрый гимн Корпуса.
Человек, которого Хантер убил всего полчаса назад, валялся у него в ногах, вымаливая пощаду. Хантер с каменным лицом слушал его мольбы — ради детей, ради жены-инвалида — но перед его глазами стояли жертвы этого негодяя, ради пропитания своих детей вырезавшего целую семью, жившую в сбойке около «Баррикадной». Мерзавца видели патрульные — выходящим из их «квартиры» с объемистым мешком, а когда поняли, что произошо — его и след простыл. Когда информатор сообщил об убийстве пяти человек Хантеру, тот быстро нашел преступника — и взял с поличным, при попытке сбыта части похищенного. Человек ничего не пытался отрицать, но, когда Хантер потащил его в тоннель — «поплыл», стал плакать и просить отпустить, предлагая все, что угодно…
— Чем я лучше него, — крутилось в голове Хантера, — я обрек на медленную смерть его жену, возможно — детей… Детей, может, даже на то, что хуже, чем смерть — на торговлю собой. Черт, черт, черт… Но я не мог поступить по-другому… Не мог…