Выйдя из метро на станции Репюблик, сразу оказываешься у подножия тяжеловесной статуи госпожи Республики. На голове у нее фригийский колпак, в одной руке — оливковая ветвь, другой она опирается на Декларацию прав человека. Ее бронзовый взор устремлен на народные манифестации, гордой эмблемой которых она стала вот уже больше века назад. Ее колотят черными и красными знаменами, украшают транспарантами с социальными лозунгами, но она неизменно поддерживает своих сражающихся детей. Три добродетели, составляющие девиз республики, сидят на каменном пьедестале у ее ног: Свободу можно опознать по факелу, Равенство — по трехцветному знамени, Братство — по рогу изобилия.
Этот памятник, ставший неотъемлемой частью парижского политического пейзажа, был поставлен здесь 14 июля 1884 года, и светское божество упрочило торжество тогда еще совсем молодой Третьей республики. Республика предстает здесь победительницей, но в то же время она как будто слегка взволнована при мысли об опасностях, которые встретились на ее пути. Воспоминание о Парижской коммуне не столь далеко, и к нему можно прикоснуться в доме № 14 по улице Кордери: именно здесь 16 февраля 1871 года Международная ассоциация трудящихся дала приказ о начале парижского восстания.
Прежде площадь Республики называлась Шато-д’О[93]
, это был перекресток, расположенный у начала бульвара Тампль. После революции две больших парижских ярмарки — Сен-Лоренская на правом берегу Сены и Сен-Жерменская на левом — пришли в упадок. Тогда-то бульвар Тампль и стал неизменным местом праздников и представлений, — это было тем более легко, что отныне не требовалось никакого разрешения властей, чтобы открыть театр. На большом бульварном кольце театры открывались один за другим, в этот развлекательный центр стекалась самая пестрая публика, и обитатели аристократических западных кварталов мешались здесь с жителями рабочих восточных предместий.Эпицентр бульваров (сокращенно — boul — «буль») занимал пространство от триумфальных арок Сен-Дени и Сен-Мартен до улицы Ангулем (теперь Жан-Пьер Тэмбо), доходя до самого Зимнего цирка. Этот район был в подлинном смысле слова границей между западом и востоком. Ведь другая часть бульварного кольца — и та, что шла к площади Бастилии, и та, что соединялась с площадью Мадлен — не предлагала такой развлекательной программы. Аристократы и буржуа боялись углубляться слишком далеко в кварталы народного Парижа, где обитал всякий сброд, а рабочие не смели заглядывать в благородный Париж, напоминавший о дореволюционной монархии. По общему ощущению, эта граница между двумя мирами была в высшей степени реальной: Альфред де Мюссе, подошедший к ней с запада и устремивший взор по другую сторону бульваров, сказал: «Здесь начинается Индия».
На окруженном домами перекрестке Шато д’О был устроен фонтан по проекту инженера Пьера-Симона Жирара — он дал название и площади, и ведущей к ней улице[94]
. И совершенно естественно, что первая линия конки, открытая в 1828 году по маршруту площадь Бастилии — площадь Мадлен, прошла именно через бульвар Тампль, на котором было сосредоточено столько развлекательных заведений.В 1867 году фонтан, казавшийся теперь слишком маленьким для перестроенной площади, демонтировали и перевезли в Ла Виллет, где из него поили скотину, направлявшуюся на бойню. Этот фонтан, частично реконструированный, и сейчас находится в парке Ла Виллет, где носит название фонтана с нубийскими львами.
В 1830-е годы театральный парижский пейзаж отражал мир, полный кипения и изобретательности. Бульвар Тампль был центром этого живого, суетливого и всем известного мира иллюзий. Народ в шутку окрестил эту артерию бульваром Преступлений, поскольку в многочисленных театрах, которые стояли по обеим его сторонам, каждый вечер кого-нибудь закалывали кинжалом, травили или душили, и все это только ради того, чтобы доставить публике удовольствие. Из пятнадцати театров бульвара некоторые были очень большими — на три тысячи мест и более, как Амбигю, Порт Сен-Мартен, Театр историк, Сирк олэмпик; другие поменьше — приблизительно на пятьсот мест, как Фюнамбюль или Деласман комик[95]
.Рядом с кассами уличные продавцы пытаются привлечь зрителей, предлагают программы, выкрикивают названия мелодрам, и к вечеру под рядами деревьев, слегка скрывающих здания, выстраиваются очереди. Люди раскупают билеты в театры. Вскоре совсем темнеет, зажигаются окна кафе, публика ждет там начала спектаклей. В маленьких магазинчиках вдоль театров торгуют вафлями, кокосовыми орехами, пряниками, яблочными пирожками и мороженым по два су. Разноцветные лампы торговцев отбрасывают на мостовую дрожащий красноватый свет, а непрерывный звон их колокольчиков перекрывает временами веселые голоса говорунов. Но вдруг бульвар пустеет, театры наполняются. Теперь надо ждать антракта, чтобы бульвар Преступлений вновь ожил.
В зале поднимается занавес. Публика шумлива, то и дело начинает свистеть. Она ни секунды не помедлив накинется на актера, если какая-нибудь сцена ей не по вкусу.