– Килилл, – картаво повторила Лиза и повернулась к французу.
– Жак, – с усилием растянув губы в улыбке, сказал он.
Лиза несколько секунд щурилась на экс-водителя, а затем перевела взгляд на проводника гостей.
– Здласте, дядя Матвей, – расплывшись в щербатой улыбке, сказала девочка.
– Привет, привет. Маша, когда ребенку линзы поставишь?
– Вот семь стукнет, сделаем операцию, – вытащив две исходивших паром тарелки, ответила женщина.
– Ну, как знаешь, – сухо сказал Матвей. Затем посмотрел на гостей: – Пойдемте.
Матвей показал им кинотеатр с фильмотекой в десятки тысяч единиц – от арт-хауса и короткометражек до многосезонных сериалов. Следующим был спортзал с полсотней тренажеров. Двое мужчин работали со штангой, молодая девушка, шумно дыша, мчалась по беговой дорожке. Рядом располагался бассейн, массажные ванны и две сауны.
– Санаторий, – хмыкнул Кирилл.
– Вечный отдых. С рождения и до смерти, – тоже улыбнулся Матвей. Но в голосе не слышалось ни единой нотки радости.
Они зашли в библиотеку с парой тысяч настоящих бумажных книг. На одном из столиков лежало десять планшетов. Громов догадался, что в них – сотни тысяч книг.
Когда Кирилл зашел в следующее здание, он застыл. В нос ударил букет свежих, приторно-сладких, дурманящих запахов. Они были в оранжерее. Карликовые деревья, огромные пальмы, бело-черные, фиолетово-красные, желто-голубые цветы. Некоторые были размером с бутылочную крышку, другие – с большую тарелку. Среди зарослей стояли обвитые виноградом лавки. Жак опустился на первую же из них и вытянул ноги. Громов пошел дальше, стараясь глубоко не вдыхать пьянящие природные духи.
В дальнем конце оранжереи на одном из четырех кресел-качалок сидел парень с шевелюрой пшеничных волос. Казалось, что на его голове кто-то оставил стог сена или начал вить гнездо. Парень склонился над тетрадкой, между пальцев он крутил перьевую ручку. Кирилл сделал еще несколько шагов и остановился, думая, как вести себя с незнакомцем.
– Здравствуй, видевший много солнц, – оторвав взгляд от исписанной страницы, сказал парень. – Я завидую твоему счастью. Тосковать по тому, что ты видел собственными глазами.
Громов потерялся от такого потока пафоса со стороны незнакомца. Парень был его ровесником, или даже на несколько лет помладше.
– Зови меня Поэт, – представился тот. – А ты, как полагаю, Кирилл. А трехпалый соратник – Жак.
– Сидит круглые сутки среди цветочков, а, черт возьми, всегда все знает, – проворчал подошедший Матвей.
– Бог, в своей милости, многое мне рассказывает.
– Аккуратней, не заболтайся с ним, а то станешь как Псих, – предупредил сын старейшины.
– Псих, Псих… Мы, вообще-то, с ним братья, – надул губы Поэт.
– Тогда и зовись нормальным именем, как мать нарекла, – сказал Матвей. Потом повернулся к Громову и буркнул, словно сообщал кличку неряшливой дворняги: – Иван он.
– Приятно познакомиться, – чтобы хоть что-то сказать, кивнул звездолетчик.
– Иван? Что такое Иван?! – с силой оттолкнувшись от пола, спросил золотоволосый парень. Кресло закачалось быстро и напряженно. – Набор букв, почему-то означающий «помилованный Богом». Да здесь весь бункер помилованных!
От дурмана цветов, беспокойного гипнотизирующего качания кресла и мелькания блестящих глаз Ивана, Кирилл на миг выпал из реальности. Происходящее показалось фантасмагорией, возможной только во сне. Сейчас он проснется в своей тесной каюте, потом поболтает с капитаном, и они совершат посадку, чтобы продать ресурсы со Spes.
– А Поэт – призвание, состояние души, истинное имя, в конце концов, – вдохновлено продолжал Иван.
– И как отличить одного поэта от другого? – откровенно забавляясь, спросил Матвей. – Вот станут Кирилл и Жак среди цветочков слова писать, и что, всех троих Поэтами звать?
– Не всякий рифмовщик поэт, – завелся Иван. – Но летающий меж звездами – Звездолетчик, Космический Странник.
– А кто тогда я? – с легким интересом продолжил расспросы сын старейшины.
– Ха! – довольный вопросом воскликнул Поэт. – Вот ты как раз – просто Матвей. Большинство людей хоть в бункере, хоть во всей галактике до самой смерти так никем и не становятся.
– Бред, – поморщился Матвей. – Общество рухнет, если пропадут кирпичики обычных людей.
– Конечно, – сразу успокоился Иван. – Потому я – Поэт, он – Звездолетчик, твой отец – Старейшина, а ты – Матвей.
Кирилл ждал, что на это ответит их гид по подземному городку.
– Надо сказать, чтобы тебя отправили на плантации недельку поработать, – прищурившись, сказал Матвей. – Может спустишься с небес на землю.
– Мы и так под землей. Ниже уже некуда, – легко ответил Поэт и, словно его собеседник испарился, уткнулся в тетрадь и застрочил что-то мелким торопливым почерком.
– Таких здесь мало, – словно оправдываясь, сказал Матвей Громову. Сын старейшины явно был не рад, что зацепил едкого в своем пафосе парнишку.
– Да нормально, – пожал плечами Кирилл.
Жак задремал, свесив голову на грудь. Громов пнул его по растрепанному кроссовку. Француз проснулся и вытер пущенную на подбородок слюну. Хлопая затуманенными со сна глазами, он поднялся с лавки.