Меценаты зла

Кирилл кивнул и двинулся к КПП.

***

Пиво оказалось безалкогольным. Жак вылакал пять бутылок, а Поэт не осилил и стакана.

– В моих стихах про него не появится и строчки, – сказал он.

– Я вообще твоих стихов не слышал, Лермонтов, – заметил француз. – Что ты пишешь?

– Дневник моей жизни, в стихах, – с гордостью сообщил Поэт.

– И где записи? Прочтешь?

Иван постучал пальцем по виску. Кирилл так и не понял, что он имел в виду. То ли стихи у него все в голове, то ли просто предлагал французу еще раз подумать над своими словами.

Впервые за много дней Громов чувствовал себя в безопасности, но безответность отца тревожила. Под разговоры о предстоящем полете, о прошлых подвигах Брауна и Кирилла день сменился вечером, а вечер перешел в ночь. С мыслью, что завтра он снова попробует дозвониться до отца, Громов уснул.

***

Громов проснулся первым. Рывком встав, он направился в ванную. Умывшись, он взял с полки лазерный станок. На полпути к лицу бритва застыла. Кирилл с тоской рассмотрел в своей черной, как беззвездный космос шевелюре, целый десяток блестящих хвостатых комет – первую седую прядь. «И это в двадцать шесть!» Существовало множество способов убрать седину: удалить из волос чрезмерное количество перекиси водорода или, наоборот, добавить гормон меланин. Да и древний способ никто не отменял – просто закрасить прядь. Дешево и сердито, как говорится. Но Громову сейчас было не до сеансов красоты.

Быстро побрившись, Кирилл вышел. Заспанный Браун уже переминался с ноги на ногу перед входом в гигиенический модуль.

– Еще один плюс жизни в одиночестве, – сказал он сонно, – это всегда свободный сортир.

Кирилл усмехнулся и безжалостно разбудил друзей. Посвежевший после душа Браун заказал плотный завтрак на четверых и, пока Поэт и Жак умывались, его доставили прямо к двери.

Когда посуда и объедки отправились в утилизатор, капитан проговорил:

– Ну что, на корабль?

Кирилл и Жак, не отвечая, поднялись.

– Мне нужно в отдел кадров, – сказал Поэт.

– Ну, раз надо.

На полпути до космодрома Иван отделился от них и пошел в сторону офиса. Жак только покачал головой, то ли завидуя, то ли удивляясь. Возле «Гиппократа-м77» стояло три заправочных фургона, вокруг суетилось с дюжину людей в блестяще-белых, чуть мешковатых костюмах.

– Чувствую себя значимой фигурой, – сказал Громов. – Стоило мне появиться, и дело сразу пошло.

– Гордость – это грех, – со смехом напомнил капитан. – Тебя работать наняли.

– Я люблю работать, – серьезно отозвался Кирилл. – И ненавижу тесные каюты.

– Кораблик хоть и небольшой, но каюты добротные, – сказал Браун. – Особенно капитанская.

– Она же рубка, она же столовая, – скривил губы Громов.

– Я не жалуюсь. Зато скучно не бывает.

Минут двадцать им пришлось подождать в стороне, пока рабочие закончат заправку. Потом с полчаса длилась процедура карантина. Наконец они зашли внутрь, и Браун провел их по знакомым отсекам: техническому, грузовому, госпиталю и жилому. По бокам большой капитанской рубки были двери, ведущие в каюты. Слева от входа стояло два стола на четыре персоны и утилизатор, справа стоял буфет и небольшой космический синтезатор пищевых таблеток. Браун открыл шкафчик и внимательно осмотрел полки.

– Все окей, – сказал он. – А то в прошлый раз не было ветчины.

– Да! – сказал Кирилл. – Без ветчины и полет не полет.

Француз и капитан засмеялись. Кирилл подошел и внимательно стал осматривать каждый сантиметр панели управления. Дважды он что-то нажал, заставив севшего на стул Брауна по-гусиному вытянуть шею.

– Пойду на двигатель взгляну, – через пять минут сказал Громов. – Рабочий скафандр на месте?

– Если уж ветчина на месте, то про скафандр можно не беспокоиться, – заверил капитан.

– Вы здесь будете?

– Я с тобой хочу, – тут же отозвался Жак. – Если можно, конечно.

Кирилл посмотрел на капитана, тот кивнул.

– Пойдем, посмотришь, что я не зря свой хлеб ем.

– Это намек на нас с Иваном? – усмехнулся француз. В отсутствии друга он почти всегда называл его по имени.

– Это намек, что бортинженер – это круто, – ответил за Громова Браун.

– И это говорит капитан!

– Капитан на коне, пока двигатель фурычит исправно. А чуть что – сразу бортинженера кличет. Иногда я за весь полет лишь десяток кнопок нажимаю.

– Ну-у, – протянул Кирилл. – Я тоже иногда скучаю от старта до посадки.

– Дай Бог и в этот раз такую скуку, – заметил француз.

– Ладно, пойдем.

Жак и Кирилл спустились по лестнице в самый низ. Кирилл облачился в защитный костюм-скафандр за полминуты, Жак же замешкался с креплением шлема к воротнику и застежкой на спине. Кирилл помог французу, и теперь они выглядели так же, как суетящиеся вокруг корабля рабочие. На самом деле скафандр защищал больше не людей от двигателя, а двигатель от людей. Костюмы были стерильны, а если какая пылинка и попадала на их поверхность, то металлизированная ткань держала ее в плену вплоть до следующей очистки.

Пройдя два шлюза, друзья оказались в отсеке аварийного управления двигателем. За следующей стенкой покоился термоядерный монстр. Сейчас он спал, но вечером чудовище проснется и унесет горстку людей в безбрежный мрак космоса.