Меж двух миров

Килани осторожно опустил брезент и снова смог дышать, только когда ощутил легкое потряхивание, указывающее на то, что грузовик тронулся к следующему пропускному пункту тридцатью метрами дальше.

Снова раздались какие-то голоса.

— Чек-лист груза, пожалуйста. Что вы везете?

— Вычислительную технику и фотокопировальные устройства, — повторил дальнобойщик.

Таможенник провел пальцем по перечню грузов и поднял усталые глаза на следующие пятьдесят подъезжающих грузовиков. Поскольку проверки носили выборочный характер, он решил этот пропустить и сообщил водителю, что тот может ехать.

— В любом случае меня уже проверили полицейские.

— Полиция и таможня это не одно и то же, — сухо ответил очевидно уязвленный человек в форме.

Водитель тут же пожалел о своих словах.

Таможенник хлопнул ладонью по борту грузовика и этим простым движением удержал его в зоне контроля. Он заколебался, снова взглянул на ожидающие своей очереди тяжеловозы и, видимо, принял решение, которое почти развеселило его.

— Становитесь в очередь на разгрузку, мсье.

По его команде водитель, проклиная себя за болтливость в тот самый момент, когда вот-вот мог уже преспокойно ехать дальше, повернул руль.

— Мы наконец получили такую же игрушку, как англичане, — сообщил таможенник своему коллеге. — Сейчас испробуем ее.

Когда тяжеловоз припарковался, в разных местах кузова установили шесть маленьких намагниченных металлических дисков. Идущий от каждого из них кабель соединял их с установленным в двух метрах от грузовика портативным информационным центром размером с тележку из супермаркета. Специалист настроил частоту детекторов таким образом, чтобы она улавливала только один звук. Биение сердца. Англичане называли этот новый радар для поиска мигрантов heart beat detector[75], и эффективность его была невероятна.

Сердце в груди Килани билось на разрыв, почти причиняя ему боль, но ухом этого было не услышать. Зато на экране прибора эти толчки возникали с равными интервалами. Толчки, вызванные биением сердца умирающего от страха ребенка.

— Чувствую пульс! — с гордостью объявил таможенникам спец.

Эта фраза, которую обычно произносят, когда готовятся спасти жизнь, в данном случае предполагала гораздо менее благоприятную концовку.

Задние двери были открыты, и таможенники подождали, чтобы их трофей вышел. Но при виде этого единственного ребенка все переглянулись, скорее в растерянности, чем по привычке. Килани сел на борт машины, самостоятельно спустился из прицепа и оказался в окружении гигантов. Один из них, сильно размахивая руками, как будто отгонял собаку, желая бросить ее, обратился к нему:

— Давай. Нечего тебе здесь делать. Мы не собираемся усыновлять тебя. Рви когти! Go away!

Но Килани никуда не уходил, переводя взгляд с одного лица на другое, не понимая, ругают ли его, угрожают ему, приказывают не двигаться или же, наоборот, просят убираться вон. Один из великанов крепко схватил его за руку, и этот жест подействовал на него как электрический разряд. Не раздумывая, он бросился бежать, совсем потеряв голову в этом бетонном лабиринте, снова минуя первые контрольные будки, вздрагивая от собачьего лая, пересекая направленные на него лучи прожекторов. Вдалеке он разглядел решетку и очередь грузовиков, которые он миновал под изумленными взглядами водителей, петляя между тяжеловозами, проползая под прицепами, чтобы наконец оказаться на шоссе, за пределами порта Кале. Легкие жгло огнем, мышцы ног болезненно свело от долгого сидения в неудобной позе, и все же он бежал: задыхаясь, не оглядываясь, ни на мгновение не сбавляя скорости.

В висках громко стучала кровь, дыхание стало коротким, прерывистым, как будто воздух вдруг сделался непригодным для вдыхания. У него помутилось в глазах, теперь он бежал почти вслепую, и когда фары мощного тридцатитрехтонного грузовика ослепили его, невыносимый свет превратился в факел, огромный, обжигающий, и все вокруг него воспламенилось. И тогда он услышал щелканье пулеметов, крики, несущиеся от хижин его деревни, увидел их горящие крыши в облаках черного дыма. Свое озеро. Белый Нил. Свой зеленый океан густой и влажной травы. Услышал голос матери, издалека зовущей его: «Айман!»

Он без сознания упал на обочине дороги, в напитанную выхлопными газами желтую траву.

44

Меня зовут не Килани.

Мои родители дали мне имя Айман. По-арабски — Счастливый. Или Благословенный. Хотя меня заставили позабыть его.

Когда солдаты оставляли мою деревню, они увели с собой всех детей, способных сражаться. Против кого? Ради чего?

А в обмен на нашу покорность оставили в живых женщин и стариков. В тот день нас, завербованных детей, было больше двадцати.

Я смог унести с собой только кусочек ткани от платья моей матери. С неподвижного тела моего брата сорвали браслет и отдали его мне, чтобы я помнил…

Мы шли дни напролет и спали на голой земле. Хотя язык у меня понемногу зарубцовывался, он все еще кровоточил, и я сплевывал кровь, чтобы не держать ее во рту.