Меж двух океанов

Сведений о Митле не намного больше, чем о недалеком Монте-Альбане, хотя она и не была покрыта тайной столь долго. Тем не менее и здесь не нашлось ни единого следа, который бы твердо указывал на прошлое тех, кто все это строил. Не сохранилось ни единого папируса, ничего! Ни один писатель не напишет исторического романа о Митле, ни один сценарист не включит действие исторического фильма в ее стены, даже если бы он и желал этого самым искренним образом. Она останется запечатленной лишь в немногих словах испанских летописцев, которые «не видели в Новой Испании более величественного города, чем Митла». Да в недостоверном повествовании падре Франсиско Бурго, который в XVII веке написал, что Митла была резиденцией Великого Пророка, верховного жреца, столь святого, что ни один смертный не смел на него взглянуть, не опасаясь при этом за свою голову. На его совести останется уверение, что под храмом в Митле находился склеп, куда по велению сапотекских жрецов сбрасывались тела принесенных в жертву божествам и трупы врагов, убитых в сражении. В этом склепе якобы начинался подземный ход длиною в тридцать миль, который уходил в неизвестном направлении.

Этот подземный ход до сих пор никто не обнаружил и вряд ли когда-нибудь обнаружит!

Словно глыба золота, лежит на горизонте солнце. Плита, которую перед тем оно само раскалило докрасна, постепенно плавит его. Вот уже только небольшая горбушка плывет в остывающем шлаке. Прощай, славный день! Последние золотистые нити как бы приподнимают широкополые шляпы юношей, которые, беззаботно опершись о стену, словно кошки, греются под сенью сапотекских меандров. Жаль, очень жаль, но мы вынуждены вернуться в Оахаку, а киносъемки придется кончать завтра. Все сразу не получилось.

— Мирек, слышишь? Похоже на маримбу.

Это и была маримба! Мы уложили камеры в футляры, сложили штатив и остановились перед простеньким строением с открытой калиткой. Несколько пар танцоров покачиваются за высоким забором кактусов — старые, молодые, дети.

— Проходите сюда, мы сегодня празднуем крестины, — приглашает нас стройный мужчина в белой рубахе, белых полотняных туфлях и в зеленом платке вокруг шеи. — Заходите, мы вам будем очень рады, выпейте хоть стаканчик мескаля…

Трое мужчин стоят за маримбой, палочки отскакивают от махагониевых пластин. Маримба мерно звучит, парни улыбаются, улыбается гитарист, смеется парень, потряхивающий сверкающей маракой. А, собственно, отчего бы им хмуриться? Девочка родилась здоровая, пришли гости из Европы и не стыдятся говорить по-кастильски!

— Es una guapa bonita, eh? Славная девчушка, a? — Глаза у отца сияют, губы улыбаются. — Вот она, покачайте ее немножко, мы посмотрим, пойдет ли вам это!

Звенят стаканы, глаза сверкают, гости покачиваются сначала в ритме сандунги, а потом в ритме харабе. Заложив руки за спины, они с серьезным, даже торжественным видом ходят по кругу. А сейчас, сеньоры, играют мукуру, нашу прославленную мукуру! Два шага влево, два-вправо, это не танец, а приятная прогулка. Танцоры только галантно раскланиваются друг перед другом, но никто еще ни в одном танце не коснулся талии или руки другого.

Время близится к полуночи, соседи незаметно исчезают, самое время попрощаться.

— Вы себе не представляете, какое вы нам доставили удовольствие. Во всей Митле гости из Европы были только у моей Консуэлиты, — радостно улыбается Альберто Ортега, счастливый папаша. — Оставьте мне ваш адрес, через год я вам напишу, что поделывает ваша маленькая крестница…

Он написал.

Консуэлита скоро уже начнет бегать, она очень живая девочка. Она una guapa bonita, вся в маму.

ЮКАТАН — ПОСЛУШАЙТЕ, КАК ОНИ ГОВОРЯТ

Город пылал, пораженный сотнями огневых ударов; над крышами домов и шпилями башен метались клочья едкого дыма. Мутное февральское солнце безуспешно пыталось вызвать на лицах людей улыбку. Около полудня опять завыли сирены и загнали все живое в щели, в унылую полутьму бомбоубежищ.

Как бесконечно далеки были в те минуты «Новые края», заколдованные в книжку с пальмами на обложке! Как безнадежно недоступны были эти полные очарования края, отмеченные хотя и романтичной, ко тем не менее здравой мечтательностью вечного искателя приключении Г'аллнбуртона! Безумно смелое плавание через Панамский канал, паломничество по следам Кортеса, драматическое восхождение на легендарную гору Попокатепетль, прыжок в священный колодец майя, в который они некогда бросали невинных девушек, вымаливая влагу у бога Дождя.

Мучительную боль причиняли эти недоступные края, в то время более далекие, чем солнце и звезды. Снаружи вторично взвыли сирены, можешь захлопнуть книжку и снова вылезть из катакомбы в шестой год нацистской оккупации. В узком колодце Целетной улицы послышались удары староместских курантов.