Меж двух времен

Подошел мистер Лавлок со стаканами, медленно и заботливо поставил их и немного постоял, доброжелательно подмигивая. Я подождал, пока он прошаркает в глубь магазина, а затем в свою очередь спросил:

— Что вы имеете в виду? — и отпил кока-колы. Вкус у нее был мерзкий: напиток был слишком теплый и не перемешанный, ни ложки, ни соломинки не было, и я отставил стакан.

— Нигде никаких заказов. — Коммивояжер пожал плечами. — Не то чтобы совсем не заказывают, но только основное, самое необходимое. Ничего лишнего. — Тут он вспомнил, что нежелательно ругать город перед коренными жителями, и изобразил веселую улыбку. — Вы что, ребята, объявили забастовку покупателей, что ли?

Потом деланная веселость исчезла.

— Никто ничего не покупает, — угнетенно пробормотал он.

— Ну, я думаю, что сейчас у нас дела идут не очень хорошо, вот и все.

— Возможно. — Он поднял свою чашку и размешал кофе на дне, мрачно уставившись на него. — Я только знаю, что вряд ли стоит сейчас приезжать в этот город. Сюда теперь и не доберешься, только дорога туда и назад занимает полтора часа. А те заказы, что поступают, можно принимать и по телефону. Не я один, — извиняющимся тоном добавил он, — все ребята так говорят, все коммивояжеры. Большинство из них уже и не приезжает; в этом городе и на бензин не заработаешь. У вас тут даже кока-колы негде купить или, — он показал на свою чашку, — кофе выпить. В последнее время этот город дважды оставался совсем без кофе, а сегодня он хотя и есть, но ужасный, отвратительный. — Он одним глотком допил кофе, скривился и сполз со стула с выражением уже ничем не прикрытой враждебности, не заботясь больше об улыбке. — Что такое, — сердито спросил он, — разве ваш город живьем умирает? — Он вынул монету, нагнулся, чтобы положить ее на стойку, и прошептал мне на ухо со сдержанной горечью:

— Они себя ведут так, будто им совсем не нужны коммивояжеры. — С минуту он смотрел на меня, потом профессионально улыбнулся. — Бывайте, док, — проговорил он, вежливо кивнул Бекки и пошел к двери.

— Майлз, — обратилась ко мне Бекки. — Послушай, Майлз, — она говорила шепотом, но голос у нее был напряженный, — разве возможно, чтобы целый город отгородился от всего мира? Постепенно отучая людей приезжать сюда, пока город не перестанут замечать? А то и совсем забудут?

Я обдумал это и покачал головой.

— Нет.

— Но дорога, Майлз! Единственная дорога в город, почти непроходимая — это же бессмыслица! И этот коммивояжер, и весь вид города…

— Невозможно, Бекки; для этого нужно, чтобы весь город вел себя как один человек. Нужно полное единение всех жителей в мыслях и поступках. Включая нас с тобой.

— Что ж, — спокойно ответила она, — они пытались включить нас.

Я ошеломленно посмотрел на нее: это была правда.

— Пошли, — сказал я, положил монету на стойку и поднялся. — Пойдем отсюда, мы уже видели то, что нужно было.

На следующем углу мы миновали мой кабинет, и я взглянул вверх на свое имя, написанное золотыми буквами на окне моего этажа; казалось, я там был Бог знает когда. Потом мы свернули с Мейн-стрит на нашу улицу, и Бекки сказала:

— Мне нужно зайти домой поговорить с папой. Это мне совсем не нравится, Майлз, тяжело видеть его таким, как сейчас.

Мне нечего было ответить, и я только кивнул. За один квартал от Мейн-стрит, немного впереди, находилась старая двухэтажная публичная библиотека, и я вспомнил, что сегодня суббота, значит, библиотека закрывается в половине первого.

— Зайдем сюда на минутку, — сказал я.

Мисс Вайандотт сидела за кафедрой, когда мы по широким ступеням поднялись в зал, и я дружелюбно улыбнулся ей, как всегда. Она работала в библиотеке, еще когда я школьником прибегал туда за комиксами, и представляла собой полную противоположность устоявшемуся образу библиотекаря. Это была маленькая живая женщина с седыми волосами и умными глазками, и у нее можно было разговаривать в читальном зале, не громко, конечно. Можно было и курить — она заботливо расставляла пепельницы, и там были удобные плетеные стулья с подушечками у низеньких столиков, заваленных журналами. Она сделала библиотеку уютным местечком, где приятно было провести часок-другой, где встречались друзья, чтобы тихонько обсудить книги, не стесняясь при этом покурить. Она замечательно относилась к детям, проявляя к ним доброжелательное терпение, и мальчишкой я всегда помнил, что я тут желанный гость, а не докучливый посетитель.

Мисс Вайандотт всегда нравилась мне, и сейчас, когда мы остановились рядом с ней и поздоровались, она улыбнулась гостеприимно и тепло; благодаря этой улыбке я всегда чувствовал себя здесь как дома.

— Привет, Майлз, — сказала она. — Очень рада, что ты снова начал читать, — тут я хмыкнул. — Рада видеть тебя, Бекки. Передай привет папе.

Я спросил:

— Можно посмотреть подшивку «Трибюн», мисс Вайандотт? За последнюю весну: первая половина мая, скажем, с первого по пятнадцатое.

— Конечно, — ответила она, а когда я хотел сам взять подшивку, она сказала: — Нет, сиди отдыхай, я принесу.