Мы сели за столик, закурили, потом Бекки начала листать какой-то женский журнал, а я — солидный «Кольерс». Прошло немало времени, пока мисс Вайандотт появилась в дверях книгохранилища; я уже погасил сигарету и заметил, что на часах двадцать минут первого. Она с улыбкой держала огромный фолиант в полотняной обложке с тиснением: «Санта-Мира трибюн. Апрель, май, июнь 1953 года». Мисс Вайандотт положила его нам на стол, и мы поблагодарили ее. Вырезка Джека была датирована 9 мая, поэтому я отыскал номер газеты за предыдущий день.
Мы вдвоем просмотрели первую страницу, старательно изучая каждую заметку; там ничего не было ни об огромных семенных коробочках, ни о профессоре Л. Бернарде Бадлонге, и я перевернул страницу. В левом верхнем углу второй полосы мы увидели прямоугольную дыру сантиметров пятнадцать длиной и в две колонки шириной; репортаж был старательно вырезан бритвой.
Мы с Бекки переглянулись, а затем просмотрели остатки этой полосы и всю газету. Во всем номере «Трибюн» за 8 мая мы не нашли никакого упоминания о том, что нас интересовало.
Мы взяли номер от 7 мая и начали с первой полосы. Там не было ничего о Бадлонге или о коробочках. Внизу первой полосы «Трибюн» за 6 мая была дыра сантиметров в двадцать длиной и в три колонки шириной. В номере от 5 мая внизу тоже была дыра такой же длины, только на две колонки.
Это была не догадка, а внезапная интуитивная уверенность — я знал, и все — и я резко повернулся на стуле, чтобы посмотреть на мисс Вайандотт.
Она неподвижно стояла за кафедрой, уставившись на нас, и, когда я перехватил ее взгляд, лицо ее было окаменелым, лишенным всякого выражения, а глаза — блестящими, до боли внимательными и какими-то нечеловечески холодными, словно у акулы. Это продолжалось какую-то секунду — она сразу же улыбнулась приятно и вопросительно.
— Чем-нибудь помочь? — вымолвила она со спокойной, доброжелательной заинтересованностью, которую я знал за ней все эти годы.
— Да, — сказал я. — Пожалуйста, подойдите сюда, мисс Вайандотт.
Ласково улыбаясь, она вышла из-за кафедры и направилась через зал к нам. Больше никого в библиотеке не было; большие часы над кафедрой показывали двадцать шесть минут первого, и единственная ее помощница ушла несколько минут назад.
Мисс Вайандотт остановилась около нас, посматривая на меня с ласковой доброжелательностью. Я указал на дыру в газете.
— Перед тем, как принести нам эту подшивку, — неторопливо произнес я, — вы вырезали все заметки о семенных коробочках, которые были найдены здесь прошлой весной. Не так ли?
Она нахмурилась, возмущенная этим обвинением, и наклонилась, удивленно присматриваясь к изувеченной газете.
Тогда я встал и посмотрел ей прямо в глаза. Я сказал:
— Не беспокойтесь, мисс Вайандотт или кто вы там есть. Не нужно разыгрывать перед нами спектакль. — Я наклонился ближе, заглянул ей прямо в глаза и прошептал: — Я знаю, что вы такое.
Какой-то миг она стояла растерянная, беспомощно переводя взгляд с меня на Бекки, потом, наконец, перестала притворяться. Седая мисс Вайандотт, которая двадцать лет назад дала мне первую в моей жизни достойную книгу «Приключения Гекльберри Финна», теперь смотрела на меня с невыразимо холодной и безжалостной отчужденностью. Лицо ее сделалось каменным и пустым. В ее взгляде не оставалось ничего общего со мной; рыба в море была бы мне роднее того существа, которое смотрело на меня. «Я знаю вас», сказал я, и она ответила неимоверно далеким и равнодушным голосом:
— Правда?
Потом она отвернулась и оставила нас.
Я кивнул Бекки, и мы вышли из библиотеки. На улице мы некоторое время молчали, потом Бекки покачала головой.
— Даже она, — пробормотала Бекки, — даже мисс Вайандотт. — У нее в глазах заблестели слезы. — О Майлз, — прошептала она и посмотрела кругом: на дома, мирные газоны, улицу, — сколько же еще?
Я не знал, что ответить, и только покачал головой. Мы направились к дому Бекки.
Глава 13
Перед домом Бекки стоял какой-то автомобиль. Мы его узнали, когда подошли ближе: это был «плимут» 1947 года. Краска на нем выцвела от солнца.
— Вильма, тетя Алида и дядя Айра, — пробормотала Бекки, посматривая на меня. Потом добавила: — Майлз! — Мы были уже около ворот, и она остановилась на тротуаре. — Я не пойду туда!
Я призадумался.
— Мы не зайдем в дом, — сказал я, наконец, — но увидеть-то их нам надо, Бекки.
Она хотела возразить, но я объяснил:
— Мы должны знать, что происходит, Бекки! Нам надо узнать! Иначе вообще не стоило возвращаться в город.
Я взял ее за руку и потянул за собой вдоль газона.
— Где они могут быть? — Когда она не ответила, я почти грубо потряс ее за плечо. — Бекки, где они могут быть? В гостиной?
Она молча кивнула: мы тихонько обошли дом и добрались до старой широкой веранды под самыми окнами гостиной. Окна были открыты, и из-за белых занавесок доносились голоса. Я остановился, снял туфли и кивнул Бекки.